Филиппов обернулся и кивком головы дал Лунащуку понять, чтобы последний занялся слугой. Михаил Александрович незаметно выскользнул из кабинета.

– Простите, Андрей Николаевич, за вопрос: вы женаты?

– Нет, я холост, – сухо произнёс Горчаков.

– Что произошло дальше?

– Когда я открыл замок, почувствовал что-то неладное. Видите ли, я взял в привычку и так приучил Ефима, чтобы запирать замок на два оборота, а здесь один. Я не придал значения, но, когда из глубины квартиры послышалось шуршание и чьи-то шаги, я, честно говоря, не испугался, а удивился. Кто это может быть? Сразу проследовал в гостиную, а там незнакомец, который вначале застыл, как мраморная статуя в Летнем Саду, но тут же пришёл в себя и бросился на меня. Повалил на пол, прижимая коленом горло, и начал бить по голове чем-то тяжёлым. Я не разглядел. Потом появился второй, но его я не видел, даже не смогу описать, в чём он был одет. Начал шарить по карманам, вытащил бумажник и вырвал часы. «Брось его, – сказал, – нам мокрое ни к чему». При этих словах я лишился чувств – слишком сильным оказался последний удар. Когда я пришёл в себя, сразу же телефонировал в министерство, а там вызвали полицию.

– Елизавета Самойловна, вы вчерашний день хорошо помните? – спросил Бережицкий.

– Разве ж такой забудешь? – вопросом на вопрос ответила хозяйка, поправляя густые, соломенного цвета волосы и смотря, казалось, свысока голубыми глазами.

– Н-да, – Геннадий Петрович кивал головой со скорбным видом, – трагический случай.

– Вот именно. Я лишилась будуара, и неизвестно, сколько времени нужно, чтобы выветрился этот ужасный запах. Мне кажется, что он останется и после ремонта, – женщина поднесла шёлковый белоснежный платок к губам.

– Елизавета Самойловна, будьте любезны припомнить. Не могли вы забыть погасить спиртовую лампу для щипцов?

Хозяйка метнула в полицейского такой взгляд, что холод пробежал упо спине, но голос оставался бесстрастным:

– Не могла, я точно помню, что погасила.

– Простите, что потревожил вас своим бестактным вопросом, но я вынужден так делать. Служба.

– Я понимаю.

– Елизавета Самойловна, ваш супруг сказал, что перед отъездом он отдал вам на сохранение на семь тысяч рублей ценных бумаг?

– Так и было. Пять я положила в верхний ящик туалетного столика, а две – в нижний. Только не спрашивайте, почему я так поступила. Всё равно не отвечу, не знаю.

– Нет, – улыбнулся Бережицкий, – спрашивать не буду. Вы лучше мне поведайте, при передаче денег кто-нибудь присутствовал?

– Я и Егор.

– Больше никого?

– На что вы намекаете, милостивый государь? – вспыхнула женщина.

– Из слуг никто не присутствовал?

Хозяйка погасила свой гнев и даже позволила себе улыбнуться.

– Нет.

– Вы в точности припоминаете?

Елизавета Самойловна задумалась.

– Нет, никто. Неужели я бы смогла забыть? Нет, присутствовали только Егор и я.

– Не буду вам больше докучать, Елизавета Самойловна. С вашего позволения, могу я побеседовать с вашими слугами?

– Можете, но толку не будет никакого.

Бережицкий искренне удивился.

– Почему?

– Мы с мужем их отпустили вчера, и они покинули квартиру вслед за нами.

– Благодарю за новость, но я обязан опросить и их.

– Почему вы сразу не телефонировали в полицию?

– Не пришло в голову.

– Скажите, вы смогли бы опознать человека, напавшего на вас?

– Склоняюсь к тому, что смог бы.

– Опишите его.

– Ростом таким же, как и у меня, ну, может, на полвершка повыше будет, – сощурил глаза Горчаков, вспоминая черты нападавшего, – лет до тридцати, руки сильные, но без мозолей. – Увидев недоумённый взгляд Филиппова, на четверть тона повысил голос. – Представьте себе, я успел разглядеть его ладони. Кстати, на безымянном пальце правой руки он носит то ли кольцо, то ли перстень. Простите, не слишком долго пришлось рассматривать мне сей предмет, – иронически добавил хозяин. – Так, что ему до тридцати лет, я сказал… Никаких приметных пятен и шрамов на лице не было, даже усов.