Пеллетер отпил из своего стакана и отодвинул тарелку в сторону.

– Мне известно, что вы с начальником полиции Летро уже дважды наведывались в тюрьму и что начальник тюрьмы в настоящий момент отсутствует в городе. Выходит, тут есть какая-то более значительная проблема, нежели наш маленький Вераржан? Ведь Мальниво – это тюрьма общегосударственного масштаба. Люди имеют право знать.

Пеллетер встал, повернулся наконец к репортеру и опешил. Он узнал человека, пристававшего к нему вчера в коридоре гостиницы.

– Вы?..

Репортер вздрогнул, как если бы инспектор собрался ударить его.

– Но я же должен был попробовать, – сказал он.

– Попробовать что? – рявкнул Пеллетер.

– Выудить из вас какую-нибудь информацию. Если бы вы проявили желание, пусть даже из гнева, поговорить о старом деле, то, вполне возможно, были бы склонны поговорить также и о новом.

Этот репортеришка из крохотного городка был скорее не профессионалом, а любителем, и, видимо, поэтому и Пеллетера принял за любителя.

– Я понимаю, что вы выполняете свою работу, но все-таки лучше будет, если вы дадите мне выполнять мою.

Пеллетер подозвал к стойке хозяина и расплатился.

Репортер тоже поднялся.

– Но я в любом случае напишу материал для вечернего спецвыпуска. А вы имеете возможность внести свой вклад.

Пеллетер смерил его последним убийственным взглядом и вышел на улицу.

Он направился через площадь. Повсюду деловито сновали люди. Правильно подметил Летро: городок, похоже, и не подозревал, что в двадцати милях отсюда в маленьком тюремном сообществе сегодня утром чуть не зарезали человека. Газетчик ни словом не обмолвился об этом покушении.

Пеллетер завернул за угол и направился к зданию мэрии, где располагался полицейский участок. Вдруг из-за полицейской машины, припаркованной на обочине, выскочила какая-то фигура и бросилась к Пеллетеру.

Пеллетер повернулся, готовый отразить удар. Хорошо, что не успел выхватить оружие, потому что разглядел и узнал человека.

– Черт возьми, я же предупреждал вас! – заорал месье Розенкранц, приперев Пеллетера к стене. Лицо его было багровым, и он угрожающе нависал над Пеллетером, выпятив грудь.

Пеллетер невозмутимо наблюдал за американцем, пытаясь оценить степень его взбешенности. Ему вспомнились слова Летро: лает, да не кусает.

– Я же сказал вам держаться от нее подальше! Сказал, что она ничего не знает!

– Она сама ко мне пришла, – заметил Пеллетер.

– Я говорил вам! – Розенкранц навис совсем близко, а потом вдруг отступил, завертелся на месте и принялся сотрясать кулаками воздух. – Черт! – крикнул он по-английски, потом повернулся к Пеллетеру и сказал уже по-французски: – Вчера вечером Клотильда не вернулась домой. Она пропала.

Пеллетер наблюдал за американцем, беспокойно вышагивавшим перед ним по тротуару. Пеллетер был все время наготове, но постепенно понял, что эта ярость, как и вчера на пороге дома Розенкранца, всего лишь безвредный шумовой эффект. Розенкранц не был опасен.

– Давайте-ка пройдем в участок, – сказал Пеллетер.

Розенкранц покачал головой.

– Нет, я искал именно вас. В участке мне не дадут написать заявление, потому что слишком рано еще.

– А она раньше когда-нибудь уходила из дома?

Розенкранц снова набычился.

– Нет, не уходила! – Но он тут же смягчился. – Она вчера отправилась за покупками, когда вернулась, я сообщил ей, что приходили вы… Она захотела пойти встретиться с вами, настаивала. Она была в панике, была убеждена, что ее отец мертв.

Пеллетер кивнул.

– Сейчас-то я знаю, что он мертв, но тогда… Вы понимаете, я ненавидел его за все, что он сделал Клотильде, когда она была девочкой, за то, что он сделал ее матери. Он заслуживал смерти, так ему и надо! Я надеюсь, его смерть была мучительной… Но вчера вечером я уговаривал Клотильду не вмешиваться… остаться дома, никуда не ходить, потому что это только расстроило бы ее… Да еще дождь такой сильный шел… Но она все равно пошла.