При должном внимании можно было бы догадаться, что Москва общалась с гестапо. В сообщениях присутствовали нехарактерные ошибки, отмечалась неуверенность действий, что, скорее всего, было способом предупредить Центр. К сожалению, никто не принял во внимание необычность посланий. Отмечалось только, что это могло быть сознательным поведением или следствием плохих погодных условий и удаленности. Сейчас уже не узнать, ставилась ли перед радиоцентром задача фиксировать отклонения в сообщениях. Когда Хесслер догадался, что его предупреждения уходят в пустоту, он отказался помогать гестаповцам, за что и был расстрелян в начале 1943 г.

Р. Барт окончил свою жизнь не менее драматично. Под конец войны он попал в плен к американцам, которым рассказал об участии в радиоигре немцев с англичанами. По просьбе Москвы его передали Советам. На Лубянке быстро выяснили, что всех пленных в Германии помечали и следили за их возвращением. Когда Барт в нарушение инструкций навестил свою жену, то его схватила германская контрразведка. Поскольку он признался в том, что выдал ей Хесслера, то совещанием при НКВД СССР его приговорили к расстрелу как изменника.

Все эти события имели самое непосредственное отношение к «Красной капелле». Петля смертельной опасности все туже затягивалась на шеях участников антифашистской группы. Нацисты собрали сотни метров записей «концертов» неизвестных «музыкантов». Через год после регистрации 1 – го сигнала в начале войны пленки даже хотели сжечь, но потом с новым энтузиазмом взялись за их расшифровку.

Ближайшей целью нацистов был арест хотя бы 1 антифашиста. Правда, такой возможности у них долго не было. В конце концов с помощью закрепленного на автомобиле подозреваемых «жучка» и некоторых других способов гестаповцы вышли на Старшину. Примерно в то же время из Барта «выбили» всю необходимую информацию. Этого момента немецкая контрразведка ждала давно. Ликвидация «Красной капеллы» началась после ареста Харро Шульце-Бойзена. До этого с середины 1942 г. за ним установили слежку и прослушивали телефон, изучали все его контакты, чтобы определить остальных участников Сопротивления. Довести до конца замысел не удалось, поскольку сотрудник службы радиоперехвата X. Хайльман, симпатизировавший Старшине, предупредил его. 31 августа 1942 г. в служебном кабинете Шульце-Бойзена арестовали, а на рабочее место усадили гестаповца, чтобы тот отвечал на звонки. Сохранить арест в секрете не получилось – все тот же Хайльман, узнав о появлении незнакомого человека в кабинете Старшины, догадался обо всем и сообщил его супруге. Часть документов ему удалось спрятать, но большего он не успел, будучи задержанным 5 сентября. В середине месяца тайная полиция произвела массовые аресты. По состоянию на конец сентября в Берлине задержали около 70 человек, а на конец ноября – свыше 1 00.

Делу «Красной капеллы» присвоили наивысшую степень секретности, чтобы никто не знал о немецких патриотах, боровшихся с нацистским режимом. Допросы проводились с особой жестокостью, но антифашисты стойко переносили пытки. Обвиняемых было очень много, поэтому их разбили на группы, с которыми работали параллельно, причем показания одних часто использовали для обвинения других арестованных.