Когда здоровье Анны заметно ухудшилось, в доме Хмельницкого появилась Гелена Чаплинская. Осиротевшая, хорошо воспитанная польская панночка знатного происхождения взяла на себя уход за домом и многочисленными детьми.

Для знакомства в покои, где лежала больная супруга, Елену Богдан привел сам.

– Знакомься, Ганнуся, это пани Елена. Она будет заниматься нашими детьми, да и хозяйством вообще. Образование и происхождение ей позволяют. Словом, пока ты болеешь, она будет выполнять твои обязанности.

Увидев красивую, молодую женщину, Анна поняла, что в её доме появилась соперница. Хорошо зная характер мужа и то, что болезнь ей уже не победить, протестовать она не осмелилась, но неужели женщина, перед которой вдруг возникает подобная проблема, сможет молча проглотить обиду?

– Мои обязанности? Все?

Уловив грустную иронию в словах супруги, Богдан хмуро стрельнул взглядом:

– Посмотрим на её способности.

А способности у шляхетной пани, которую на хуторе стали почему-то звать Степной Еленой, оказались незаурядными. Властный характер, помноженный на шляхетский гонор, позволили быстро прибрать к рукам немалое хозяйство и подчинить себе весь хутор. Чем больше расцветал Суботов, тем хуже становилось Анне.

Однажды слабеющая Анна попросила позвать Елену.

– Помирать я буду, Гелена, – может, для того, чтобы напомнить о существующем между ними различии, Богданова жена продолжала звать Елену польским именем. – Отсобороваться бы мне…

– Что-то рано вы засобирались, – Елена с сочувствием посмотрела на больную. – Еще поживём…

– Не дури меня, – тяжело дыша, Анна попыталась улыбнуться. – Вон… пришла уже… Стоит за портьерой… только коса торчит.

Елена в испуге повернулась к окну и осенила себя крестом:

– Свят, свят… Не пугайте вы меня.

– Да чего уж тебе бояться… У тебя всё будет хорошо. А мне… мне позови священника.

…Последняя исповедь много времени не заняла. А в чём надо было исповедоваться Анне Сомко, жене мало кому известного сотника? В том, что была верной женой, что больше жизни любила своих детей, в том, что всю жизнь свою занималась хозяйством да ждала из походов и плена своего мужа? Или в том, что за всю свою жизнь грехов скопить не смогла даже на то, чтобы исповедаться?

Священник смазал елеем бледно-жёлтый лоб, тонкие, морщинистые ладони Анны и пробубнил: «Через это святое помазание по благостному милосердию Своему да поможет тебе Господь благодатью Святого Духа и, избавив тебя от грехов, да спасёт тебя и милостиво облегчит твои страдания». Затем, совершив обряд причастия, он удалился.

Вечером, после каких-то своих дел, на хутор вернулся Богдан. Узнав о визите священника, он зашел к Анне.

– Что же ты, Ганнуся, детей пугаешь? Рано, рано ты попа в дом кличешь.

– Нет, Зиновий, не в попах дело, – мужа Анна называла так, как его звали двадцать лет назад, когда они венчались. – Поп всегда успеет молитву прочитать. Важно, чтобы я не опоздала.

– Никогда я не слыхивал, чтобы кто-то опоздал к Богу.

– Зря ты шуткуешь. Не в том наше опоздание. Просто покаянные слова надо говорить вовремя. А то ведь их могут и не услышать… А я вот соборовалась, и на душе покой, – Анна с грустью смотрела на мужа. – А ты по какой нужде пришел?

– Проведать, поговорить, – Богдан погладил восковую руку супруги.

– Ну, с божьей помощью, поговорили… Иди… Мне одной надо… Иди.

Богдан посидел в раздумье минуту, встал и пошел к двери.

– Зиновий, – тихий голос супруги остановил его. – Уж ты своей домработнице не изменяй…

Что хотела сказать умирающая женщина, которая всю жизнь любила этого человека, была ему верной женой? Хотела пожелать своему пожилому супругу счастья с молодой, красивой полячкой? Вряд ли… А может, хотела предупредить, что шляхетная пани не принесёт себя в жертву ради благополучия семьи, как это сделала она? А может…