Однажды терпение лопнуло, и Вульм перерезал себе горло. Пустое занятие – минутой позже он встал, втрое сильнее и быстрее себя настоящего, только убивать уже было некого, а радоваться обретенной мощи – бессмысленно. Все равно не успел он оглянуться, как утратил новые способности, вернувшись к исходному состоянию.

Его начали сторониться. Стоило Вульму зайти в кабак – и тот пустел, словно в него вошла Госпожа Чума. На улице люди сразу переходили на другую сторону или укрывались во дворах. Никто не соглашался быть его спутником, даже предложи он гарантированный взлом казны султана Духангира и две трети добычи – помощнику. Нанимать его перестали. Он искал чудовищ сам, каким-то сверхъестественным чутьем определяя, где можно найти гигантского змея, упыря или тигра-людоеда. В Каверране он нырнул со скал в объятья кракена, терроризирующего окрестные флотилии. Вскоре много больший кракен, одержав победу, выбросился на берег, где и стал Вульмом.

Двое рыбаков, видевших это, сошли с ума от ужаса.

С недавних пор Вульм стал предпочитать одиночество или общество нищих. У всех остальных были деньги, украшения, яркие безделушки. Золото смеялось над ним, серебро потешалось, сердолик хихикал. Алмазы – те и вовсе задыхались от хохота. Остатки здравого смысла подсказывали – однажды он не выдержит, убьет кого-нибудь на глазах у всех и попадет на плаху. А может, сам будет убит и воскреснет при свидетелях. Его тайна раскроется. Жрецы Кхалоса и Нурая, маги Трипитаки и Арканума будут спорить за право изучить некоего Вульма, как занятную диковину, поместив его в башню из слоновой кости и наблюдая за смертями-воскрешениями.

Если, конечно, его просто не сожгут на площади.

Летом, сидя в лесу под Сегентаррой, своей родиной, и вдыхая аромат свежей зелени, он высыпал из торбы очередные подарки веселой гадины. Бездумно перебирая монеты, взял перстень с топазом. Такой перстень был в каждой порции даров. Надев его на палец, Вульм вглядывался в брызжущий холодными искрами «глаз», словно надеялся увидеть там ответ. Наконец, бледный и решительный, он собрал драгоценности обратно в торбу, встал и побрел на юго-восток – в дальний путь к нагорью Су-Хейль, туда, где за Пальцем Хатон-Идура скрывалась пещера Смеющегося Дракона.

Перстня он не снял.

Ноги скользили по раскисшей земле. Ветер, колючий и злой, порывами налетал из холмов, швырял в лицо целые пригоршни дождя. Кусты бересклета, взмахивая ветвями, рыдали, словно плакальщицы над разверстой могилой. Вульм шел, не оглядываясь, презирая опасность. Сейчас к нему могла подкрасться любая тварь, но человек не думал об этом.

Ему было все равно.

На долгом пути к пещере ему не встретилось ни одно чудовище. Твари избегали Вульма, хотя он не выбирал дороги, срезая путь и ночуя где придется: поляна в лесной глуши, постоялый двор, капище мертвого бога, заброшенное давным-давно. Грабители также старались не вставать на дороге безумца, нутром чуя, что пожива дастся большой кровью.

На безымянном пальце Вульма блестел перстень с крупным топазом. Камень с ехидцей подмигивал всякий раз, когда Вульм смотрел на него. В торбе завалялась горсть монет, человек! Трать! Меняй на вино и еду, проигрывай в кости, швыряй в ухмыляющиеся лица – тебе дадут еще!

Он не притрагивался к проклятому золоту. Брался за любую работу: колол дрова, драил песком котлы в харчевнях, таскал мешки с зерном. Даже соглашался чистить выгребные ямы. Над ним смеялись, с недоумением косясь на перстень, украшавший палец грязного бродяги. Вульм терпел, получая за работу кров и еду. На вино не хватало, но вино и не приносило желаемого забвения.