Притягательность личности Руби не ослабевала, пока она жила с ними в Пэкхаме; девушка продолжала вращаться в своих кругах, в которых состояла с незапамятных времен, и беспокоилась, если приятели уезжали на один из своих праздников в Брайтон, или если на улице стояла неважная погода. Судя по здоровому блеску глаз, Руби ничего не беспокоило. То были золотые деньки приготовления блинчиков на завтрак, вырезания валентинок из журнальных страниц, обустройств и перестановок в крошечной комнате Руби, прогулок по зеленым зонам или набережным. Девушки укутывались в одеяла и смотрели онлайн-видео, которые снимали друг для друга, не в силах дышать от смеха.

Тогда Фрейя даже не подозревала, что золотой век не продлится вечно.

Фрейя просыпается и видит, что комната превратилась в пещеру. Девушка невольно протягивает руку к сталактиту, но встречает на своем пути лишь стену, на которой появляется пиксельная рябь. Фрейя вспоминает, как сама прошлой ночью установила это изображение на рабочий стол. Взмах пальца – и картинка сменяется новостями и обновлениями, видео, улыбающимися лицами и лягушонком, забавно падающим с веточки. Нужно взбодриться. Девушка начинает одеваться – натягивает штаны с флисовой подкладкой, которые носит на протяжении всей зимы, кардиган из неопрена, купленный на Рождество. На столе среди окаменелостей, значков, одиноких шлепанцев, расчесок, проводов, полимерных кружек, пакетов из-под конфет и поломанного оборудования вивария лежат очки в черной оправе, которые она берет в руки. Воспоминания постепенно возвращаются вместе с острой головной болью от выпитой водки: чувство тревоги, когда прошлой ночью она вошла в комнату и, вновь услышав этот голос, в панике взвизгнула:

– Выключись! Пауза! Выключись!

Затем Фрейя посмотрела документальный фильм о летучих мышах, который милосердно оставил ее одну в темной пещере и в конце концов убаюкал.

Сквозь закрытое окно доносится шум уличного движения, кто-то из жильцов квартиры этажом выше смывает унитаз – банальное утро. Девушка не помнит, в каком ящике лежат носки, она пролистывает несколько заставок рабочего стола, но ни одна ей не нравится. Фрейя, как наяву, чувствует сладковатый запах гниющей травы и слышит слова смартфейса: «Это я, Руби». Будто они никогда и не расставались. «Это всего лишь я, не сходи с ума». До этого голос смартфейса звучал ровно так же, как и у других компьютеров, ни одной знакомой нотки. Последние слова перевернули все с ног на голову: ритм голоса внезапно обрел смысл, а приятный акцент кокни вызвал далекие воспоминания. Слишком жутко. Фрейя нервно проводит руками по волосам и останавливается на шее. Чувствует, как изнутри поднимается научное любопытство, некое напряжение между лопатками. Любопытство – враг, который ведет ее, словно пленника со связанными руками, прямиком к страху. Придется услышать этот голос, по крайней мере, еще раз.

Прихватив пирог с крошкой из гранолы, девушка идет в гостиную и сворачивается в кресле, заменив обычные очки на умные. Каждая клеточка тела дрожит, но Фрейя заставляет себя сказать:

– Ты здесь?

Мгновение спустя голос отвечает:

– Конечно. Что случилось?

Речь не такая грубая, как у техники, но и не такая плавная, как у человека. Очень хочется услышать Руби.

– Скажешь что-нибудь еще?

– Например?

Две нотки, вторая, восходящая в конце – бойкие интонации Руби, хорошо поставленная речь с легким оттенком скептицизма. Все они присутствуют в этой крошечной звуковой иллюзии, скользящей по комнате; ужас словно касается спины сухим льдом. Но каким образом программа способна на такое? Разум Фрейи не может этого понять. Девушка вспоминает, как Руби разговаривала по смартфону, поднося его близко к губам. Может, тогда кто-то распознавал слова, а затем записывал? Могут ли они воссоздать любые фразы, даже те, которых сестра не произносила, используя какую-то формулу?