Я закрыла лицо руками и просто ждала, когда всё кончится. Весь этот кошмар. Кусая губы и глотая слёзы, жалась к матрасу, в надежде, что всё это страшный сон. Вспомнив о спущенных штанах, поправила их одной рукой и свернулась калачиком, повернувшись лицом к стене.

Горячая мужская ладонь уверенно легла мне на голову. Почти ласковое поглаживание чуть успокоило меня.

– Малёк, ты как?

– Нормально… – я начала всхлипывать и бессовестным образом громко разревелась.

– Ну, перестань. Больше такого не будет.

Я рывком обернулась и посмотрела на скривившегося Пугало.

– Обещаешь?

– Здесь тебя больше никто не тронет… – мужчина ухмыльнулся и привычным движением взлохматил мои волосы. – А ты молодец. Так держать! Глядишь, останешься живой…

Я криво улыбнулась и шмыгнула носом.

Живой…

МАРТ 2019

На заправке никого не было. Большие стеклянные окна горели голубоватым светом. Я видела, как молодой парень за кассой увлечённо что-то высматривал в своём смартфоне.

Лиля припарковала машину чуть поодаль и устало прислонилась лбом к рулю.

Я совершенно безучастно наблюдала за всем, что происходило вокруг. Словно и не в машине вовсе сижу. Мне было действительно плохо. Будто душу вывернули наизнанку и пару раз прошлись по ней грязными сапогами.

С одной стороны, я была рада, что тогда Лиля спаслась. Что с ней не случилось того… кошмара. Но ведь это могло произойти потом. И наверняка произошло. Что творили с ней все те страшные годы, что она провела в плену?

Похоже, Лиле даётся это откровение тяжело. Она всё ещё что-то шептала, стыдливо закрыв глаза и едва морщась. Напряжённо царапала руль, глубоко, с надрывом дышала.

Неужели я – первая, кому она рассказала о своём прошлом?

– Тебе плохо? – я облизнула губы и чуть съехала на сидении вниз, упёршись коленями в бардачок.

– Нет, – Лиля посмотрела на меня взглядом смертельно уставшего человека. – Не думала, что будет так…

–… больно? – это слово вырвалось совершенно случайно. Испуганно взглянув на Лилю, я уже сто раз пожалела, что не смогла сдержать язык за зубами.

– Смешно, что ты сказала именно это, – девушка улыбнулась мне, и впервые её глаза не выглядели разрисованным картоном. Нет, они были живые. И то, что я в них увидела, напугало меня до седых волос.

– Значит, я ошиблась.

– Нет, вовсе нет.

Обивка водительского сидения мерзко скрипнула, когда Лиля оставила руль в покое и отвернулась от меня.

– Я не боюсь боли. Даже, наоборот, иногда она для меня наижеланнейшая сладость той гнилой жизни, что я имею. У меня есть только она и ничего больше. Именно боль спасала меня всё это время. Так что к ней я отношусь более чем спокойно.

Мой настороженный взгляд вызвал едкую ухмылку.

– Хочешь сказать, что ты – бесчувственный чурбан? Я же вижу, что это не так. Тем более сейчас.

– Нет, что ты. Дело не в этом, – Лиля повернулась ко мне, и теперь я чувствовала едва уловимый аромат её духов. Терпкая сладость умело смешивалась с горькими, жгучими нотками перца. – Мне противно. Противно вспоминать, противно думать обо всём этом и понимать, что уже ничего нельзя изменить. Что я не смогу стать другой. Что моя любовь к боли сильнее всего на свете. И тем ужаснее осознавать, что теперь я не страшусь и боли душевной. Ведь что бы ни говорили, тело и душа чувствуют по-разному. Одно порождает другое.

Я ошарашенно молчала, не зная, что сказать.

Ведь боль – это та самая вещь, отдалявшая нас с Серёгой друг от друга. То, что я ненавидела. То, что вызывало жуткую зависимость у него. И я никак не могла понять почему. Почему он не может отказаться от этого? Почему это так важно для него?