Первое, что бросилось ему в глаза, – перекрашенные в темно-рыжий цвет волосы. Одета она была в простое серое платье с синей оборкой. Из-под толстых линз очков в роговой оправе, какие могла бы носить какая-нибудь библиотекарша, на Пэрли взирали знакомые до боли янтарные глаза. От броского макияжа и кроваво-красного маникюра не осталось и следа. Грудь тоже куда-то пропала: вероятно, Джинджер заковала ее в какой-то особенный лифчик. Сохраняя недюжинное самообладание, молодая женщина спокойно глянула на Пэрли, чуть вздернула подбородок, положила руку на талию и тихо произнесла:

– Долго же ты меня искал.

– Н-да? Что ж, я…

– Заходи, – пригласила его Джинджер. – У стен есть уши.

Восемь дней понадобилось Пэрли, чтобы разыскать Джинджер, и одиннадцатого августа он наконец-то нашел ее. Она поселилась на Тэксас-стрит, в отеле «Клементин», расположенном среди доков и складов на берегу грязной реки Ред-Ривер. Еще тридцать секунд назад Пэрли был полон решимости казнить обманщицу на месте, а теперь торчал посреди ее номера в полной растерянности и смотрел на захлебывающийся вентилятор, который перерабатывал раскаленный полуденный воздух, превращая его в освежающие потоки.

Джинджер де ля Франс – по мнению Пэрли, это имя гораздо больше подходило ее артистической и чертовски заносчивой натуре – закрыла за ним дверь. Затем женщина обернулась, прижалась спиной к двери и уставилась на незваного гостя. Слышно было лишь, как тикает секундная стрелка часов. На реке прогудел буксир. Пэрли по-прежнему стоял посреди комнаты в нерешительности. Гулко стучала в висках кровь. Он выследил ее с одной лишь целью – отомстить… ну и вернуть «паккард». Пэрли не раз представлял эту встречу, и воображение рисовало ему совершенно другую картину: он вламывался в номер, хватал предательницу за волосы, бил – может, даже по лицу, – в общем, делал все, чтобы впредь она знала свое место. Пэрли вполне устроило бы, если бы Джинджер после парочки пощечин, рыдая, упала на колени и взмолилась о пощаде: «Я лживая, лживая сука! Я и мизинца твоего не стою».

«Да, это меня полностью устроило бы», – подумал Пэрли.

– Я как раз собиралась сделать болонский сэндвич. Ты будешь? – прервав молчание, спросила Джинджер.

Пэрли готов был услышать что угодно, но только не это.

«Если бы у этой чертовки были яйца, – подумал Пэрли, – то они наверняка волочились бы за ней по полу».

– Я сыт еще тем дерьмом, которым ты накормила меня в Стоунфилде, – ответил он.

Джинджер пожала плечами:

– Как хочешь. А я пообедаю. – И прошла мимо него к плите в углу кухни.

Она выглядела совершенно невозмутимой, как будто ни убийства, ни предательства и в помине не было. Пэрли так и вспыхнул. Он двинулся к ней, хотел схватить за волосы и показать, кто тут хозяин, как вдруг Джинджер, словно прочитав мысли, развернулась, пристально посмотрела ему в глаза и поинтересовалась:

– Ты сменил амплуа? Темно-синий костюмчик, белая рубашечка, черный галстук и черная федора – вы только посмотрите на этого детектива, мать его, Трейси![2] Кстати, голос твой я узнала сразу же. А вот как ты прошмыгнул мимо Тэдди – это для меня загадка. – И, заметив его замешательство, Джинджер пояснила: – Портье внизу. Бдит денно и нощно. Ну так что, объяснишь?

«Влепить бы ей затрещину! Чтобы кровь из губ по стенам! Посмотрим тогда, как запоет! Сразу вся спесь слетит! – внутренне распалялся Пэрли. – И об пол не мешало бы красавицу хорошенько приложить! Пускай знает, как со мной связываться!»

Но вместо того, чтобы дать затрещину, рука сама потянулась в карман за бумажником. Пэрли открыл бумажник и помахал полицейским значком с номером пять-один-один.