После изъятия купюры рыжий с оскорбленным видом процедил:

– Вообще-то, на его месте мог быть бы я.

– Напьешься – будешь! – на автомате отмахнулся я. – Ты ещё здесь? Твой друг умирает без чая и уже начинает думать про печенье!

Рыжий с бурчанием про зашибленную голову отправился в сторону проводницы. Я же повернулся к Сергею:

– Рассказывай.

Тот набрал в грудь воздуха, как перед нырянием в холодную воду, и начал говорить.

– Чего говорить-то? Ты вон какой злой стал. До того, как грохнулся, вообще был рохля рохлей. А теперь тебя даже Леха слушается.

– Ближе к делу, – скомандовал я.

– Вот о чем я и говорю, – буркнул Сергей. – Вообще резкий стал, как понос.

Я стиснул зубы и поиграл желваками.

– Всё-всё-всё, не раздувай ноздри. Меня зовут Серега Матвеев. Это Мишка Ерин, рыжий у нас Леха Забинин. Себя-то хоть помнишь, как зовут?

– Вроде Сеня, – ответил я.

– Семен Валерьевич Епифанов, – подал голос Мишка. – Это ты так перед девчонками представляешься.

– Ясно. Со знакомством мы всё пояснили. Куда едем?

– В Москву. Ты хоть родителей помнишь? Как они тебя собирали? – спросил Сергей.

– Вот этого не помню. Может позже что всплывет. А зачем мы едем в Москву? И откуда?

– Из Омска едем. Мы летом поступили в Военно-инженерную академию имени Валериана Владимировича Куйбышева. Едем обучаться по направления от нашей школы. Мы все вместе выбрали факультет военно-промышленного строительства. Так что сдали экзамены в школе, скатались в Москву, подали документы, сдали вступительные экзамены, прошли дома курс молодого бойца и вот уже едем учиться. Ты что, вообще ничего не помнишь?

– Может, у него сотрясение мозга? – встрял Михаил.

Из Омска. И в Военно-инженерную академию. И Михаил Ерин. И похож…

Вот жеж жеваный каблук! Занесла меня нелегкая в далекие дали. Прямо как в фильме «Назад в будущее» какая-то там часть… И что теперь?

– Эй, Сень, у тебя есть сотрясение мозга? – тронул меня за коленку Сергей.

– Да было бы там чему трястись, – хохотнул рыжий по имени Леха, который в обеих руках нес по два подстаканника с горячим чаем.

Я вздохнул. Что же, будем разбираться по ситуации. Если я тут появился, значит сверху это кому-нибудь нужно.

А что? Когда кругом свистят пули и взрываются мины, то во всё что угодно поверишь. А когда увидишь своими глазами, как по минному полю проносится лихой джигит и ни одна падла не попадает ему под копыта, то невольно уверуешь в высшие силы.

Вряд ли я просто так занял чужое тело. Просто так даже кошки не родятся.

– Садись, Алексей. Осторожно, не разлей! – скомандовал я.

– А чего если и разолью? Вытирать-то вон есть чем, – он скосил глаза на мокрый пиджак, который повесили у окна на просушку.

– А вот это ты брось. Ты разольешь, твоим пиджаком и вытрем, – отрезал я. – Каждый сам отвечает за свои косяки!

– Какие косяки? – Алексей огляделся. – Тут вроде и дверей нет.

– За свои ошибки, – поправился я. – Видно после ушиба слова сами собой заменяются.

Блин, а ведь между нами языковая разница почти в пятьдесят лет. Если я тут начну разговаривать как со своим личным составом, то меня через пень колоду будут понимать. Хорошо если отнесут это на счет падения. А если нет? Так и будут всю дорогу переспрашивать?

– Ой, а что с моим пиджаком-то? – встрепенулся вдруг Михаил. – Он испорчен?

– Да ну, – махнул я рукой. – Вечерком отстираешь. Дело-то житейское.

– Ага, отстираешь. Рвота же впитаться может. А знаешь, каково это – в холодной воде валандаться? – нахмурился Михаил.

– Знаю, Миша, знаю, – кивнул я в ответ.

Я в самом деле знал. И научил меня этому как раз Михаил Ерин, мой отец.

В конце девяностых годов я как раз поступил в институт. Так как с деньгами было туговато, то отец познакомил меня с директором Химлеспромхоза. Меня взяли на лето сборщиком живицы.