– Вы вместе? Тоже такой же наглец? – парень упер в меня взгляд.

Почти благожелательный взгляд. Таким здоровенные псы одаривают мельтешащих под ногами щенков.

– Я не наглец, – помотал я головой. – Но у нас сегодня была трудная ночь, мы только с поезда, устали, вот и мотнуло Леху вперед. Прошу понять и простить… Он не со зла…

– Да, друг, мы в самом деле уста

ли, – подал голос и Мишка. – Так получилось, он не хотел плохого.

– Я не со зла! – пискнул Леха.

– Макар, он же не со зла, – тронула парня за руку темноволосая девушка.

Я едва не икнул. На память сразу же пришло изречение Ильфа и Петрова: «Когда женщина стареет, с ней могут произойти многие неприятности: выпасть зубы, поседеть и поредеть волосы, развиться отдышка, может нагрянуть тучность, может одолеть крайняя худоба, но голос у нее не изменится. Он остается таким же, каким был у нее гимназисткой, невестой или любовницей молодого повесы».

Это был голос моей мамы. Ирины Николаевны Ериной, в девичестве Волковой…

– Не со зла? – повторил Макар, как бы раздумывая над словами Ирины. – Может и не со зла. Но надо бы проучить хулигана, чтобы потом неповадно было.

Двери вагона закрылись и металлический червь двинулся дальше, увозя пассажиров. Нам придется ждать следующий поезд.

– Мы все за него извинились, товарищ, – проговорил я. – Может хватит уже цирк устраивать? Сколько ещё извиняться-то?

– Макар, отпусти молодого человека, – попросила Ирина. – В самом деле, не устраивай сцен, а то опять в милицию попадешь.

– Извините, отпустите меня! – снова попытался дернуться Лёха, но крепкие руки прижимали к мрамору и не давали возможности вывернуться.

Бить же Лёха явно опасался – если так крепко держат, то что будет, когда могучий кулак прилетит по уху?

– Тогда эти алкаши сами виноваты были – нечего тебя обзывать, – огрызнулся Макар.

– А ты и рад… Ты же КМС по боксу, зачем ты их так? Они же заведомо слабее.

– Иришка, давай не здесь? – спросил Макар, всё ещё не отпуская Лёху.

– Да уж, вы ваши семейные разборки лучше дома устраивайте, – хмыкнул я и положил руку на левое запястье Макара. – Отпусти друга, товарищ.

– А может тебя рядом повесить? – поднял бровь Макар.

– Не стоит утруждаться. Эта комедия затянулась. Наш друг совершил не такое уж тяжкое преступление, чтобы нести такое наказание. Он уже всё осознал, а сейчас… Сейчас вы просто унижаете его и втаптываете в грязь его достоинство. Это не по-комсомольски, товарищ.

Макар дернул верхней губой, потом отпустил Лёху и вздернул кулак над моей головой. Я продолжал смотреть на него открытым взглядом. Было видно, что он не ударит, а только хочет испугать. Чтобы я отпрянул и закрылся от возможного удара.

Испугать? Меня? Да уж, если бы этот молодой и ранний только знал, сколько я повидал, то давно бы извинился и смылся потихоньку.

Ну а пока что я остался стоять и даже не дернулся. Рядом встала Ирина и укоризненно взглянула на друга. С такой укоризной ещё смотрят на провинившегося щенка, который в очередной раз наделал лужу на ковер.

– Связываться с вами ещё, – хмыкнул Макар и опустил руку на волосы, как будто собрался причесаться, но излишне резко дернулся.

Ирина взяла его за предплечье и потянула прочь. Она окинула нас небесно-голубым взглядом и отвернулась. Макар же сурово сдвинул брови, после чего двинулся за ней. Его плечи были раздвинуты в стороны, спина напряжена. Он шел так важно, как будто двигалось вовсе не человеческое тело, а бронзовый памятник строителям коммунизма.

– Какая красивая девушка, – выдохнул Мишка, глядя им вслед.

Я сделал вид, что нагнулся и распрямился, протягивая к нему руку. На ладони лежал платок с вышитой голубой каемочкой.