— Вот она и лила тебе гадости в уши. А ты, дурочка, верила. И главное — мне ничего не рассказывала. Только и сообщила, мол, Игнат-мерзавец мне изменил. Если бы я все сразу знала, я бы разогнала твою Карину, тебе мозги на место вправила, ну, и Игнашке бы тоже досталось.

— Вот только твой любимый Игнашка во всем меня обвинил, говорил, что не он, а я ему изменяю. Ты представляешь? Приревновал к коллеге, такие ужасные сцены ревности устраивал.

— В любом случае мне кажется, в той истории не все чисто было, — мотает головой мама. — Вот увидишь, правда обязательно вскроется.

— Нет смысла говорить об этом и копаться в прошлом. Мы в разводе, с трудом терпим друг друга и вынуждены работать вместе, но это временно. Как только представится возможность, я уволюсь.

— Когда вы лепили пельмени, а потом весело их уплетали, что-то не чувствовалось, чтобы вы друг друга терпеть не могли. Первая любовь не забывается, дочка.

Спорить с мамой бессмысленно, тем более мужчины возвращаются домой.

— Так, — командует мама. — Снимайте скорее мокрую одежду и в душ греться. А я пока чайник поставлю.

Слова мамы занозой застревают в сердце. Не хочу наговаривать или обвинять в чем-то Карину. Я хорошо ее знала, все свои тайны доверяла с раннего детства, и она никогда меня не предавала. Мы были лучшими подругами, я не раз ей помогала и выручала в сложных ситуациях. Когда мы с Игнатом разводились, мне очень нужна была ее поддержка, но она неожиданно резко оборвала общение со мной без объяснения причины. Тогда я подумала — чтобы не потерять работу и не разрываться между двух огней, ведь Багиров был ее начальником. Да, мне было очень больно, но я ее поступок оправдывала. А сейчас даже не знаю, что и думать.

В любом случае не верю, что Карина, влюбившись в моего мужа, устраивала такие провокации. Это каким же гадким и лицемерным человеком надо быть, чтобы дружить со мной много лет, принимать помощь, а потом нож в спину всадить?!

Подозрения и сомнения забирают у меня последние силы. Чувствую, что уже валюсь с ног от усталости. Не дожидаясь чая, поднимаюсь на второй этаж в свою комнату. Застилаю постель для себя. А Игнату достается диван. Непривычно, конечно. Мы столько ночей провели в этой комнате вместе, а теперь спим порознь. И, как назло, в комоде нахожу только растянутые футболки для сна. Даже пособлазнять его не получится. Выключаю свет и быстро запрыгиваю под одеяло, чтобы мой антисексуальный наряд никто не увидел.

С первого этажа доносятся разговоры и смех, мешая мне уснуть. Через двадцать минут голоса стихают, родители ложатся спать. Значит, Багиров должен скоро прийти. В полной тишине раздаются медленные шаги по лестнице. Почему-то с каждым шагом сердце колотится быстрее.

— Ты на полном серьезе думаешь, что я лягу на диване? — раздается громкий голос в тишине. — Пожалей мою спину.

— Мы что, будем спать в одной постели? — подскакиваю, когда кровать скрипит рядом со мной.

— Боишься, что не удержишься и начнешь приставать ко мне?

— Я к тебе? Да зачем ты мне нужен? У меня все прекрасно в личной жизни. Ты меня не интересуешь, — фыркнув, отодвигаюсь на самый край постели.

— Ага. Ну хочешь — поставь баррикады из подушек между нами, как подростки делают. Не волнуйся, пальцем тебя не трону. Если я расстаюсь с женщиной, то сразу вычеркиваю ее из жизни и сердца. Я не люблю тебя, Рит, и не хочу тебя. Так что спи спокойно.

Его слова больно ранят в самое сердце. Хорошо, что в комнате темно — бывший не увидит одинокую слезу, которая катится по щеке.

— Эта кровать все еще жутко скрипит. Помнишь, как мы мучились, когда хотелось от души потрахаться, а эта предательница скрипела, даже если чихнуть?.. Ты спишь, что ли? — спрашивает, когда я не отвечаю. А я молчу, чтобы не выдать своего расстройства. — Марго, не буди меня рано. Хочу хоть раз выспаться, а то уже на ногах еле держусь, даже телефон вырубил.