Смоленцев помрачнел:

– Нет Мишки. Погиб Мишка. Уже два года как погиб.

– Как погиб? – В голове не укладывалось, что Мишки больше нет. Только и смог выдавить дурацкое и не к месту: – Почему?

Смоленцев понимающе взглянул на него:

– Почему, почему. Потому что военный. А военные иногда гибнут. Как это случилось – не знаю. Да и не узнаем мы этого. Ты говоришь, видел его за месяц до командировки во Вьетнам. Вот тогда он и перешёл в другое ведомство. А в этом ведомстве тайны умеют хранить. Единственное, что удалось мне с большим трудом узнать, так это то, что погиб он при выполнении специального задания где-то в Африке. Вечная ему память. – Он помолчал, потом поднял глаза: – Здесь что-нибудь крепче шампанского подают? Давай помянем.

В тот день они крепко надрались.

Эта встреча стояла перед глазами Юрия Михайловича, как будто произошла вчера, а не более тридцати лет назад. Он рассеянно покрутил чашку уже остывшего кофе, залпом выпил его и, оставив на столе деньги, молча вышел на улицу.

Карелин шёл неспешным шагом, вспоминая Мишку, развесёлого и удалого Мишку, неизвестно за что отдавшего свою молодую жизнь в чужой и далёкой Африке. Юрий Михайлович вдыхал напоённый весенним ароматом воздух, слушал пение птиц, думал о смысле жизни и судьбе. Постепенно мысли его переключились на будни, на сегодняшний день, на перипетии состоявшихся переговоров. Он покачивал головой и удовлетворённо хмыкал от сознания качественно сделанной работы. Да, определённо сделка обещает быть интересной.

С таким настроением он и подошёл к старинному трёхэтажному зданию, на последнем этаже которого и находился офис их компании «Виктория».

На просторной площадке третьего этажа несколько сотрудников компании курили и беззаботно болтали о чём-то своём. Здесь был один из начальников отделов Коля Бирюков, только принятый на работу двадцатипятилетний красавчик Кононов, симпатюлька Лика из того же отдела и ещё несколько человек. Один из присутствующих глянул вниз и легонько присвистнул.

– Э, братва, давай по местам. Полкан. Курильщики тут же погасили сигареты, торопливо побросали окурки в жестяную банку, специально для этих целей приспособленную на подоконнике, тихонько гуськом просочились в коридор и дальше – по кабинетам.

Кононов недоумевал.

– Что за паника? Ещё пять минут перерыва! И что это за полкан? Что вы так перепугались?

Сидевшая на своём месте ещё одна сотрудница отдела Лаврова улыбнулась и разъяснила:

– Полкан это известный тебе господин Карелин. А он считает, что с началом рабочего времени нужно начинать работу, а не причёску поправлять, или там бумаги в столе искать. Поэтому, мой дорогой, привыкай: за пять минут до начала рабочего времени ты должен быть на месте.

А Бирюков разъяснил.

– Ну, а с полканом ещё проще: хватка у него, как у полкана. А, если серьёзно, он же на самом деле полкан, то есть полковник, хоть и в запасе.

– Хунта какая-то, – бормотал Кононов, – генеральный генерал, заместитель полковник.

Бирюков похлопал его по плечу.

– Когда придёшь за зарплатой, эта хунта тебе понравится.

Между тем, Карелин уже заходил в приёмную. Это была небольшая светлая комната, из которой вели две двери: одна – в его кабинет, другая, напротив, – в кабинет шефа. Идеальный порядок здесь поддерживала Наташа – секретарь компании, женщина бальзаковского возраста, всегда строго одетая, аккуратная и исполнительная. Конечно, молодым сотрудникам Наталья Александровна казалась старушкой, но для него она была цветущей женщиной, хотя её аскетизм не совсем соответствовал представлениям Юрия Михайловича о женской привлекательности. Юрий Михайлович был уверен, что за напускной строгостью и подчёркнутой деловитостью Наташи скрывается добрая и благородная душа.