Со светом на площадке стало темнее. Тьма сгустилась, прижала нас к светильнику, но я не стал разгонять её, а просто поставил кольцевую защиту, оградив пространство, достаточное для ночёвки. Пашка, уже хорошо усвоивший мои фокусы, разложил спальники, разогрел прямо на колдовской лампе дешевые лепешки, которые нам всучили в трактире. А какую ещё еду, спрашивается, могли купить себе босяки, спавшие в сарае?

– Могли бы и маслом помазать, жадины!

От Пашкиных слов я даже вздрогнул, в полной тишине они прозвучали неожиданно громко.

– Сам виноват. Сидел бы дома, ел бы сусликов копченых. Ты же хотел приключений. На свою же «же».

– Хотел. Но не опилки же жрать! Лучше придумай консервы какие-нибудь!

– Давай уж, тогда, пилюли для сытости. Проглотишь и – неделю без еды! И фигура станет лучше.

– Сам глотай свои пилюли!

– Ты чего бурчишь? Завтра отъедимся.

– До завтра ещё дожить надо.

– Кайтар, ты что? Опасаешься за желудок, так лучше совсем не ешь, а то ненароком уделаешь тут всё вокруг, злые духи из одного твоего места повылезают! Или болота боишься?

– Ты же знаешь, что ничего не боюсь. Чего тут бояться? Пустырь как пустырь, плешь на лысине. А раньше здесь, похоже, наш друг гостил.

– Маг?

– Ну а кто же ещё? И псина его громадная.

– С чего ты взял?

– А ты глянь на эти камни. Точь в точь его лапа!

– Ну, похожи. Но он же здесь сейчас не появится.

– Да я знаю, вспомнил просто… Ешь, давай, спать пора уже.

– Ты бы лучше о чём —нибудь хорошем вспомнил, Кайтар!

– Я бы вспомнил, да и без того забыть не могу. А тебе как скажу, так сразу орать начнёшь!

– Да не начну я. И так знаю, о чём ты. Уж сколько раз оговорили.

– А мне—то что, легче, что оговорили? Воздух перемололи, а за ним живой человек стоит..

– Красивый как богиня!

– Да не знаю, как что! Я богинь не видел. Только когда мы про неё говорим, как про аргака, которого сейчас забьём, а шкуру продадим, так во мне все кишки переворачиваются.

– Ты жуй, давай, кишки у него! Вот и заполни их, чтобы не переворачивались. Ты ничего про неё не знаешь, про эту артистку с ядовитыми зубами, а готов всё что есть отдать только за глаза, которые тебя видят, чтобы проглотить как следует, не подавившись.

– Ты, колдун молчи. Ты представь, что за твоей Канчен-Той сейчас пара таких же гавриков идёт охотиться, а я тебе расскажу про глаза. Мало ли, как её жизнь крутанула, мы с тобой ещё зелёные в этом смысле, ни одной настоящей беды не видели.

– Видели, однако. И камнями заложили.

– Это разве беда? Это горе, причём не для них, а для родителей. Им сейчас уже хорошо. А беда – это то, что точит и мучает каждый день, каждый час, и не только тебя, а и всех, кто к тебе привязался.

– Или к кому ты сам привязался, да?

– Да, ну тебя! Сам же всё понимаешь. Ты представь, может у неё свои есть любимые, которых в каком-нибудь подземелье держат. Да и вообще, откуда ты знаешь, что она плохое замышляет?

– Пашка, ты меня достал! Мы какой день по кругу ходим?.. Не знаю я. Не-зна-ю! Может, она королю наркотики везёт, поэтому в секрете держится, а может булавочку с ядом! Я что, Сияющий, чтобы всё знать? Мы же договорились, что сначала у-точ-ним! А потом будем выводы делать.

– Будешь ты делать! Ты со своими монашьими принципами продашь её, получишь звание скадра и будешь счастлив, что спас мир от гадины. А там ещё непонятно, кто большая гадина. Все из одного клоповника. Ты что, не видел? Гадина на гадине катается.

– Ты чего хочешь? Сам-то знаешь?

– Я-то знаю! Я хочу сам её удавить, если она в чём-то крупно виновата. Но если она только пешка в руках «этих», то я хочу, наоборот, спасти её и пусть они сами меж собой грызутся.