– Даже если это больше никогда не произойдет, забыть случившееся невозможно, – заявил Роберт, да так громко, что моя трубка завибрировала. – Я больше никогда не решусь пригласить сюда друзей.

– Я думал, все уже решено, – ответил Галаад. – Тебе совершенно ни к чему так волноваться, раз мы все согласились, что ей будет намного лучше в соответствующем заведении.

– Как всегда, ты опоздал со своим решением лет на двадцать, – вступила в разговор Мюриель. – Все эти годы твоя мать нам не давала житья, а ты упорно держал ее в доме на нашей шее, и все ради того, чтобы потакать своим сентиментальным чувствам.

– Мюриель, ты несправедлива, – слабо возразил Галаад. – Ты же знаешь, до того как умер Чарльз, у нас не было возможности поместить ее в государственное учреждение.

– Государство специально содержит дома для немощных и престарелых, – вскинулась Мюриель. – Ей давно там место.

– Мы не в Англии, – ответил Галаад. – Здешние богадельни непригодны для человеческих существ.

– Бабушку, – хмыкнул Роберт, – вряд ли можно причислить к человеческим существам. Она слюнявый мешок разлагающейся плоти.

– Роберт! – не слишком убежденно возмутился Галаад. – Право, Роберт!

– Знаешь, с меня довольно, – ответил тот. – Приглашаешь людей выпить и поболтать, и вдруг впирается привидение замка Гламис и средь бела дня бессвязно что-то тараторит, пока я не вывожу его вон. Разумеется, очень деликатно.

– Не забывай, Галаад, у старых людей нет таких чувств, как у тебя или у меня, – добавила Мюриель. – Ей будет намного лучше в заведении, где о ней должным образом позаботятся. В наши дни в таких домах все отлично налажено. А там, в Санта-Бригиде, в том месте, о котором я тебе говорила, управляет Братство Кладезя света, и финансирует его известная американская зерновая компания «Здоровый злаковый завтрак». Все очень толково организовано и относительно недорого.

– Да, ты говорила. – Спор явно надоедал Галааду. – Согласен, это именно то место, куда ее можно отправить и где за ней будут хорошо ухаживать.

– Ну и когда же мы ее выпроводим? – поинтересовался Роберт. – Я мог бы оборудовать в той комнате мастерскую и чинить мотоцикл.

– Не будем торопить события, – ответил Галаад. – Ей еще надо обо всем сообщить.

– Сообщить? – удивилась Мюриель. – Да она понятия не имеет, где находится, и вряд ли заметит перемену.

– Может заметить, – покачал головой Галаад. – Мы не знаем, насколько она понимает, что к чему.

– Твоя мать в полном маразме, – отрезала Мюриель. – И чем скорее ты это признаешь, тем лучше.

На мгновение я отняла трубку от уха – отчасти потому, что разболелась рука. В маразме? Не буду с ними спорить. Но что означает это слово?

Я приложила трубку к другому уху.

– Лучше бы ей было умереть, – заявил Роберт. – В таком возрасте людям следует находиться на том свете.

Оказавшись в постели в своей шерстяной ночной рубашке, я обнаружила, что меня колотит, словно в лихорадке, но это происходило будто не со мной. В голове крутилась первая страшная и неотвязная мысль: что станется с кошками? Затем: что будет с Кармеллой и нашими утренними встречами по понедельникам? А ведь еще есть пестрая курица. И почему они считают, что им известно, кому и когда лучше умереть? Как они могут это знать? О Венера! (Я всегда молюсь Венере, потому что она самая яркая и различимая на небе звезда.) Что это за Братство Кладезя света? Звучит страшнее самой смерти. Братство беспощадного знания, что хорошо и что плохо другим, и непоколебимого намерения сделать им лучше, хотят они того или нет. О Венера, чем я провинилась, чем заслужила такое? И как быть с кошками – Мармин и Чачей? Я не спряду их шерсть, и она не превратится в кофту, которая будет согревать мои кости. Не будет у меня наряда из кошачьей шерсти, вместо него, вероятно, придется носить какую-то форму. И пеструшка не станет откладывать мне каждый день на кровать яйцо.