Грила кивнула, но её голова опустилась ещё ниже. Она не могла встретить его взгляд, хотя чувствовала, как его пылающие глаза, словно раскалённые угли, прожигают её душу.

Суртандус, не дожидаясь ответа, повернулся. Его фигура растворилась в густом облаке теней, которые, подобно живым существам, охватили его тело и унесли его из зала. На мгновение в воздухе остался его запах – холодный, металлический, с лёгкими нотами пепла.

Когда он исчез, зал вновь погрузился в тишину. Казалось, даже воздух замер в ожидании, будто весь дом следил за тем, как Грила отреагирует на его слова.

Она долго стояла неподвижно, её глаза были устремлены в пустоту. Её лицо оставалось бесстрастным, но внутри разгоралась борьба. Слова Суртандуса, хоть и были привычны, на этот раз задели её глубже, чем обычно.

Она знала: её работа была завершена, но её путь только начинался. Пиршество завершилось, но магия Валдмора, вечная, как сам Мифисталь, требовала большего.

Грила медленно подняла голову, её взгляд стал холодным, как лёд. Она знала, что Суртандус сказал правду, но страх, который он внушал, не мог остановить её.

Её губы сжались в тонкую линию, а из уголков рта выглянуло подобие усмешки.

– Валдмор требует большего, – прошептала она, её слова растворились в пустоте. – И он его получит.

В воздухе всё ещё витал слабый запах крови, смешанный с горечью обугленных трав. Это был запах её работы, её мира. И он стал напоминанием о том, что у неё нет другого пути, кроме как следовать вперёд.

Ночь в Валдморе опустилась, как густой саван, заволакивая город своей тягучей, угрожающей тьмой. В этой ночи не было звёзд, ни одного проблеска света, только холодное, неподвижное небо, тяжёлое, словно осознавшее свою вечность. Валдмор утопал в звенящей тишине, пронзённой лишь редкими шёпотами, доносящимися из трещин выжженной земли. Этот шёпот казался дышащим голосом самого города, напоминанием о его магии и ужасах, заключённых в его недрах.

Лишь одно место нарушало эту непроглядную тьму. Дом Грилы, возвышавшийся в самом центре города, излучал мерцающий свет, пробивавшийся сквозь потрескавшиеся оконные стёкла. Эти отблески походили не на свет жизни или спасения, а на последние искры угасающей надежды. Они дрожали, как затухающие угли в костре, слишком слабые, чтобы согреть, и слишком яркие, чтобы их можно было игнорировать.

Запах, исходящий из дома, добавлял к его мрачности: густой, насыщенный аромат горелой плоти, перемешанный с пряной горечью древних трав, щекотал ноздри, вызывая одновременно голод и отвращение.

Кухня Грилы была сердцем её дома, а вместе с ним и самого Валдмора. Это огромное, мрачное пространство дышало своей жизнью, источая силу, которая казалась неподвластной времени. Это место напоминало одновременно храм, посвящённый древним тёмным богам, и мясницкую лавку, где каждый предмет был пропитан кровью.

Стены, сложенные из массивных камней, словно пропитанных магией, были покрыты росписями, которые жили своей жизнью. На этих изображениях существа с нечеловеческими чертами пожирали сияющие огни, будто питающиеся самой жизненной энергией. Некоторые фигуры были обвиты тенями, что тоже становились их жертвами: из их ртов вырывались клубы дыма, а глаза, пустые, но жаждущие, смотрели прямо в душу.

К этим росписям добавлялся едва уловимый запах затхлой старости, как будто камни впитали воспоминания о бесчисленных трапезах, что происходили здесь на протяжении веков.

Потолок кухни был высоким, исчезающим во мраке, а из его теней свисали толстые железные цепи. Они дрожали, будто в них ещё сохранилась энергия тех, кого на них подвешивали. Металлические крюки, блестящие от масла и пятен застывшей крови, создавали лёгкий звон при движении воздуха. От цепей исходил слабый запах ржавчины, смешанный с ароматом пепла, проникавший в лёгкие, как напоминание о свершившихся здесь деяниях.