Я видел: ему хотелось сказать: «Это твои проблемы», – но он как-то сдержался.

– Пятьдесят, – решился, а я подумал, насколько еще сумею затянуть эту игру.

– Плюс двести, – добавил и таки потянулся за фиником.

– Тридцать сейчас и пятьдесят после дела.

– Сто сейчас и сто двадцать пять после дела. И в случае чего – задаток не возвращается.

– По пятьдесят. – Кнаппе сжал кулаки.

– Семьдесят пять и семьдесят пять и тридцатипроцентная скидка в твоих лавках до конца года.

– Десять процентов, – сказал он.

Наконец сошлись мы на семнадцати с половиной и торжественно ударили по рукам. Я был несколько удивлен, поскольку надеялся выторговать крон сто, а мысль о скидке пришла в последний момент. Кнаппе же должен был знать больше, чем говорил, – или задумал какую-то гадость. Или и вправду алкал жениться на Элии. Я лишь надеялся, что он не настолько глуп, чтобы думать, будто сумеет после завершения работы от меня избавиться. Это правда, что не было у меня концессии в Хез-хезроне, но, Боже милостивый, я ведь инквизитор! А даже Кнаппе ни скуп, ни глуп настолько, чтобы портить отношения с Инквизиториумом, который наверняка вспомнил бы о своем конфратере. Даже о таком, который не слишком известен в Хез-хезроне и у которого нет епископской концессии. Впрочем, не было у меня нужды в том, чтобы защищала меня Церковь. Да, милые мои. Бедный Мордимер – человек осторожный, осмотрительный и смиренный, но если дело доходит до проблем – в нем просыпается триединое чудовище: лев, тигр и дракон!

Кнаппе отсчитал семьдесят пять крон, а я еще велел ему поменять две золотые пятидукатовки, обрезанные по краю, и только потом спрятал мешочек под кафтан.

– Через несколько дней получишь концессию, – пообещал он.

– Буду ждать, – ответил; мне и впрямь было интересно, удастся ли ему провернуть все настолько быстро.

Впрочем, так или иначе, задаток возвращать я не предполагал. Потому что – как знать, дойдет ли дело до следующего платежа? Если Элия предстанет перед Советом, Кнаппе наверняка не будет настроен еще раз тянуться к кошелю.

– Реши это быстро и чисто, Мордимер. Да, – глянул он на меня с прохладцей, – и не вздумай обмануть. Если решишь стакнуться с девкой за моей спиной – я догадаюсь.

– Ты меня знаешь.

– О да, знаю, – кивнул Кнаппе и повернулся ко мне спиной.

– Мы еще не закончили, – сказал я твердо.

– Да ну? – протянул он и без охоты глянул в мою сторону.

– Именно. Когда буду выходить, станешь в дверях. И отыграешь одну сценку.

– Сценку? – Маленькие глазки с подозрением уставились на меня из глыб жира, которые у нормального человека были бы щеками.

– Скажешь: «Ладно, Мордимер, дам тебе на десять крон больше». Так, чтобы услышали слуги. А я отвечу: «О нет, даже если бы давал тысячу, не стану этого делать!»

– Думаешь, что в моем собственном доме есть шпионы?

– А ты думаешь, что может их не быть у человека твоего положения? – спросил я вежливо.

– Да, это верно, – усмехнулся он через миг, и я знал, что слова мои были бальзамом для его души. – Наверняка ты прав!

Курнос и близнецы сидели в «Хромом пони»: играли. По лицам было понятно, что играли неудачно. Ну а потом я увидел человека, которого они пытались обуть, – и рассмеялся.

– Отдай им деньги, Ганс, – сказал, присаживаясь. – Или уж – половину того, что проиграли. Никогда не читал разве, как говорит Писание: «Кто крал, вперед не кради, а лучше трудись!»[12].

Шулер широко раззявил рот в усмешке, показывая черные десны и пеньки гнилых зубов.

– Я всего лишь достойный жалости грешник, – сказал с театральным раскаянием, – и не знаю Писания так хорошо, как слуги нашего Господа.