Нервно сглатываю и отворачиваюсь от зеркала.

— Я не знаю, в чём дело. Сначала думала о неправильном питании. Сама знаешь, постоянно ем на бегу, готовить в квартире некогда. Спасают бизнес-ланчи в твоей компании, — говорю я.

Айсель кивает, скрещивая руки на груди.

— Разница в том, что я ни разу не отравилась, когда было плохо тебе, — говорит она.

— Да, не было такого. Может, это стресс? Я только переехала, новый город, работа. Полянский…

Айсель вздергивает брови вверх, а я понимаю, какую сморозила глупость. Выдала себя и его.

— ...Левский, — добавляю поспешно. — Дома проблемы. Навалилось всё как-то. Но я думаю записаться к врачу.

— Кристина сказала тебе, что у нас контракт с одной частной клиникой? Можно пройти там обследование бесплатно. Это входит в наш социальный пакет.

— Ничего она не сказала, — тяжело вздыхаю, качая головой.

Эта заносчивая кадровичка начинает меня раздражать. И дело не в том, что она любит совать свой длинный нос во все дела компании, которые её мало касаются, а в том, что она проявляет излишне много интереса к моей персоне с первого дня. И невзлюбила она меня тоже сразу. Хотя мы толком и не пересекаемся.

Вот с чего было ей не присылать мне пропуск? Который обязателен? И врать при этом Богдану. Теперь умолчала про социальный пакет.

— Я тебе скину адрес и сайт. Позвонишь им и запишешься, может, даже на этой неделе попадёшь. Если что, я тебя прикрою. Левский и Полянский не узнают.

Киваю.

— Ладно, пойдём. Запишусь к терапевту.

— И к гинекологу.

Смотрю на Айсель вопросительно. Она пожимает плечами и поднимает с пола свою сумку, с которой сейчас пришла ко мне на помощь.

— Зачем к гинекологу? — удивляюсь я. — Думаешь, это как-то связано?

— Леся, я не могу, — бормочет Айсель и, взяв меня под руку, направляет в сторону выхода из туалета. — Хочешь, расскажу тебе одну историю?

— Ну давай.

— Шестнадцать лет назад моя мама отравилась, вот прям как ты. Плохо ей было постоянно. Даже в больницу ездила, капельницы ставили, боялись обезвоживания. Она грешила на хычины, которая сделала накануне моя бабушка. Но их ели все. А плохо было только моей маме. И повторялось это несколько дней подряд. Встанет утром с кровати, попьёт водички, съест варёное яйцо и бежит в туалет: всё назад выходит. Мне тогда восемь было, я хорошо это помню, испугались мы все знатно… Папа больше всех. А маме моей было сорок два! И нас у неё уже четверо дочерей было. У нас принято семьи большие иметь, чего глаза такие делаешь?! — смеётся Айсель, тряхнув своими чёрными как вороново крыло волосами. — В итоге положили её в городскую больницу, исследовали там что-то, исследовали, ничего найти не могли. Пока врач один не пришёл и не направил её на УЗИ малого таза. Кровь ещё взяли, литра два не меньше.

— И что? Выяснили, что случилось? — спрашиваю осторожно.

Кажется, я начинаю понимать, к чему клонит Айсель. Живот опять скручивает, а волоски на коже встают дыбом. На затылке они вообще шевелиться начинают!

— Ты чего побледнела? Нормально с ней всё! Жива-здорова! Внуков нянчит и нас воспитывать не забывает, хоть и выросли давно уже. Хычины до сих пор есть не может, даже от запаха воротит. Зато отец смеётся и на застольях постоянно рассказывает эту историю. Если б не хычины его мамы, то, может, и брата у меня младшего не было бы, папа типа ни при чём. Во всём хычины виноваты! — улыбается девушка, а потом участливо поглаживает меня по руке. — Лесь, к гинекологу сходить надо. Вдруг беременна ты. А если не беременна, то хотя бы просто исключить эту возможность и искать дальше. Ненормально, что тебя так полощет.