— Здравствуй, Мария, — окликает меня мой несгибаемый приятель.

А мне никак не удаётся подавить лёгкую панику, оттого что нужно ответить что-то адекватное и не размазать себя в его глазах окончательно. Хотя какая, собственно, разница? Пусть думает, что хочет.  Мы проплываем мимо.

— Здравствуйте, Валерий Германович. Очень спешим на пожар. Извините, у нас там пупсики в корзинках для игрушек плавятся.

Но он на меня внимания не обращает и улыбается дочке.

— Привет. Я — дядя Валера. — Присаживается Адону на корточки, пока мы, растерявшись, притормаживаем на обочине.

— А я — девочка Калолинка, — настороженно отвечает дочь.

Мне становится стыдно за то, что она плохо произносит слова, хотя это не моя вина, и я стараюсь исправить ситуацию, но всё равно как-то неудобно.

— Мама, кто этот дядя? Это твой новый жених?

Сердце отчего-то пускается в галоп. Адону встает и, усмехнувшись, смотрит на меня, как будто я третьесортная потаскушка, и в день рождения клиента на мои услуги скидка. При предъявлении паспорта, разумеется.

— И много у мамы женихов? — скалится Адону.

— Не васе дело, — фыркает Каролинка.

А я расплываюсь в улыбке. Моя девочка.

В этот момент подъезжает такси, и мы усаживаемся на заднее, оставляя Алюминиевого мужика в брендовом пальто на улице. И можно было бы выдохнуть и даже откашляться полной грудью, если бы не одно "но". Когда я оборачиваюсь в зеркало, то вижу, что любезнейший инквизитор на своем чёрном люксовом катафалке едет за нами.

***

Мы с Каролиной приезжаем впритык к назначенному времени и, взявшись за руки, бежим к зданию. И, как всегда бывает, когда дочка громко кричит и нервничает, она говорит ещё хуже, чем обычно. Боковым зрением  я наблюдаю вышедшего из машины Железного, и мне снова неудобно за то, что дочка так невнятно произносит некоторые слова и буквы, а когда торопится, у неё и вовсе каша во рту.

Быстро переодев и отправив её на занятия, я выхожу на улицу. Ждать внутри, в узком коридоре “Ладошек”, затруднительно. Мест на всех не хватает, диваны для посетителей заняты другими родителями.

А на выходе меня уже сторожит редиска Адону. 

— Дел у вас, что ли, нет, господин Германович?! Пошли бы обратно в офис, сели за компьютер и купили бы в интернете ещё что-нибудь. Возможно, накопили бы на новую шаль для своей Антонины. Да не простую, а с сексуальной отделкой перьями.

Адону даже не моргает, внимая моей пламенной речи. Под его внимательным, тяжёлым взглядом я чувствую себя мелкой и тупоголовой, будто меня мамка с дивана в детстве случайно скинула.

— Но нет же! — никак не могу угомониться, меня дико возмущает тот факт, что он за нами притащился. — Явились сюда, Валерий Германович, не запылились и полкрыльца заняли. Угнездились, можно сказать, на ступенях детского развивающего центра, будто какой-то орел: крупный, чернявый и пышущий тестостероном.

— Она очень плохо разговаривает для своего возраста, — вздохнув, выдает темнокудрая железяка, как будто его кто-то спрашивает.

И, отвернувшись, засовывает руки в карманы, смотрит вдаль, на опускающийся на город закат. Словно я сама этого не знаю. Едва перевожу дыхание и опять злюсь.

По дороге сюда я задохнулась, стараясь успеть на занятия, потом ещё воспитательница со своими нравоучениями. И теперь Железный решил сыграть в капитана очевидность, будто бы упрекая меня — хреновую мамашу. А я стою с высунутым языком, как собака после двухчасового бега по пересечённой местности. И устала так, что мечтаю упасть в кровать и пролежать лицом вниз, пока на планету снова не свалится какой-нибудь астероид, сродни тому, который уничтожил динозавров. Говорят, он летел под таким смертоносным углом, что у ящерок просто не было шансов. Может быть, с его появлением я бы и пошевелила пальчиком ноги. В ином случае проспала бы сто двадцать часов как убитая.