– Ну – с, положим, но с какой стати, Вы решили подняться на третий этаж?

– Потому что документов у дежурного администратора не оказалось.

– И так совпало, что искать Вы их стали именно на том этаже, где жила убитая?

– Искать я их стала на этаже, где проживал руководитель нашего филиала, который и должен был их передать, а то, что на этом же этаже проживала и Сафронова, это как Вы справедливо отметили – совпадение.

– А как Вы узнали, в каком номере он остановился, Вы ведь на ресепшене не спрашивали?

– Я слышала, как секретарша шефа бронирует ему номер и запомнила.

Воронцов насмешливо приподнял бровь.

– Напрасно сомневаетесь, у меня очень хороша память.

Молоток, одобрительно подумал Воронцов, не плывет хоть и нервничает. Он, в отличие от того что показывают в дурацких ментовских сериалах, терпеть не мог дрожащих как желе свидетелей, ему не доставляло никакого удовольствия доводить противную сторону до икоты, орать в беззащитный затылок, нависая над человеком горой. Он предпочитал задавать вопросы и скрупулёзно проверять ответы, а уж если и загонять в угол, то только с козырями на руках. В этом ему очень помогала внешность. Раньше, по молодости, он очень стеснялся схожести с Аниськиным, а теперь понимал, как ему повезло. Никто до поры до времени не воспринимал его всерьез, а когда спохватывались – было поздно.

– Ну и как, нашли?

– Нет, Багдасаров, так зовут руководителя, в номер к которому я поднималась, дверь не открыл и я уехала.

– И никуда больше не сворачивали?

– В номер к Сафроновой? С целью убийства? Нет, конечно. – Алина чуть улыбнулась. Он ей нравился. Разыгрывает деревенского простачка, а глаза цепкие, лисьи. Уж что-что, а таких, как он, она на своем веку навидалась. Как же там было – «Лучше всего слушают люди, в присутствии которых лучше молчать». Он как раз был из их числа.

– Допустим, тогда если Вас не затруднит, расскажите подробнее про Сафронову и про Ваши отношения.

– Не знаю, с чего начать, – Алина вопросительно посмотрела на него.

– Так с начала, как водится. Когда и при каких обстоятельствах Вы познакомились. Почему коллеги, оценивая Ваши отношения, называют их напряженными.

– Познакомились, не совсем верное определение. Она пришла к нам на работу, когда у нас сменился директор, собственно, вместе с ним и пришла. Было это три года назад. Год мы проработали вместе, потом я ушла. А напряженность – такая штука, которая существует в моменте. На тот момент, когда мы работали вместе, она была, а сейчас нет. Прошлое прошло, уж извините за банальность.

– А почему ушли? – Воронцов умел задавать правильные вопросы.

– Ушла потому, что кланяться надо было слишком низко. Так низко, что и шею сломать можно.

– Год значит терпели?

– Запаса прочности хватило только на год. Я очень любила то, чем занималась.

Вопрос ее и расстроил и взволновал и в этот момент он понял – не она. Не она, но она мне нужна. За все время «беседы» она ни разу не напряглась, только сейчас, когда спросил про работу.

– Ладно, Алина Витальевна, на сегодня достаточно, но не прощаемся, не прощаемся. Надеюсь, про то, что из города Вам уезжать нельзя, Вы понимаете?

– Конечно, но я и не смогу. Я работаю по контракту, а его досрочное расторжение, по собственной инициативе, будет мне столько стоить, что домой я вернусь в «дезабилье».

– Любопытно было бы посмотреть, – сказал Воронцов.

Ишь ты «дезабилье» подумал Воронцов, и не такое слыхали.

Ну, ты и фрукт, подумала Алина.

Она неловко улыбнулась, он ответил ей, слегка кивнув головой, в лисьих глазах плясали черти.

Уже с подписанным пропуском в руках она решилась.