Искренне не понимаю, чем могла заинтересовать Давида Камилла?

Мне всегда казалось, что он именно из тех, кто видит человека насквозь. Эти черные пронзительные глаза как будто обладают способностью оценить и рассмотреть человека за доли секунды, всего лишь с помощью одного взгляда. . Неужели его ни капли не смущают фальшивые ужимки невесты? О чем вообще речь?!

У неё даже блонд и то не естественный! Я злюсь еще больше, вспоминая стильную причёску Камиллы. В бессилии сжимаю кулаки. Ненавижу! Гадкая ревность! Это ведь она. Это чувство не спутать ни с каким другим. Моя любовь к Давиду походит на ненависть – такова суть собственнической любви сердца. А ведь терзания ревности — самые мучительные из человеческих слабостей. К тому же, они меньше всего внушают сочувствие к тому, кто их причиняет. Я даже на какое-то время совсем забыла, что сама сбежала из-под венца.

Так имею ли я сейчас хоть какое-то право ревновать Давида, а тем более злиться на него за то, что он, негодяй, решил жениться после моего побега? Тут же сама отвечаю на свой вопрос: а кто мне запретит? Я живой человек! Да, у меня тоже есть чувства, эмоции в конце концов! И я не хочу врать себе и обманываться, что ни к чему хорошему не приведёт - все равно, что свежее глубокое ранение просто заклеить детским цветным пластырем. Закрыть глаза на происходящее. Это трусость, а Юсуповы на нее не способны! Гордыня - да, но не трусость. Это претит всему моему существу. Только вот что делать с проклятой ревностью? А ведь именно благодаря этой ревности я поняла, что действительно все ещё люблю Давида. Это подобно тому, как боль говорит нам о том, что мы все ещё живы. И вот, когда я уже думала, что нет сил для любви, у меня их оказалось предостаточно для ревности.
Опускаюсь в массивное кресло, стоящее рядом, и беру на руки прижавшую к голове треугольные ушки Клоди. Она податливая, словно мягка плюшевая игрушка. Пальцы скользят по короткой, очень густой шерсти, и кошка принимается громко мурлыкать, вибрируя всем телом. Уже не впервые задумываюсь о том, что если бы кошачье мурлыканье продавалось в колбочках с микстурой, фармацевтический рынок получил бы идеальное средство против плохого настроения, депрессии и даже одиночества.

Грустная улыбка трогает уголки губ, когда я думаю о том, стала бы одним из самых преданных клиентов, стоявших в первом ряду за чудо средством. Вспоминаю слова Давида накануне:
- У тебя кто-то есть? - в агатовых глазах тогда зажглось самое настоящее дьявольское пламя. - Кто он?
Пропускаю гладкую шерсть Клоди ласково между пальцев. Неужели он тоже ревнует? Как еще объяснить то, с каким упорством он расспрашивал о моей личной жизни? Никого у меня не было все это время. Даже мыслей не возникало и дело совсем не в моем положении. Разве возможно подпустить к себе кого-то, когда у тебя до этого был пример идеала в лице Давида? Неужели кто-то сможет сравниться с Садулаевым? Щедрый, заботливый, понимающий… Рядом с ним я чувствовала себя, как за каменной стеной. Даже детская влюбленность в Максута улетучилась меньше, чем за месяц.

И это все Давид, его отношение ко мне. По сути, я не знала до него, что это такое, когда с тобой считаются, а главное прислушиваются к твоему мнению. Ведь несмотря на то, что человек рождается в обеспеченной семье, это, к сожалению, не дает никакой гарантии того, что родители смогут обеспечить своего отпрыска в полной мере всем необходимым в эмоциональном плане. Сейчас, конечно, я могу с уверенностью сказать, что родители любили меня. Да, любили. Найди меня автор. Пусть какой-то своей любовью, но все же. Как сказал бы любой современный психолог: проблема была в том, что мои родители были эмоционально холодны. Нет, это не их вина, ведь они так же сломлены жизнью и обстоятельствами, как и я сейчас. Так же что-то недополучили от своих родителей, той же поддержки, тепла, понимания. Не хочу их винить и не буду. Я навсегда запечатлю их в памяти такими, как в тот день, когда они улетали на острова на свой второй медовый месяц. Счастливые с горящими глазами, будто влюблённые вновь друг в друга…