Боже, только не сейчас! Зачем эти мысли появились в моей голове?! Зачем судьба вновь столкнула нас друг с другом? Тяну руку к двери, когда она резко отворяется, и я испуганно замираю под взглядом черных глаз Давида.
- Мирьям, - кивает он, скользя взглядом по моему разрумянившемуся лицу, пока не останавливается на слегка припухших от беременности губах. Темный зрачок расширяется, полностью поглощая темную радужку.
Нет, не смотри так на меня! Не надо… Но вместо этого произношу:
- Нам надо поговорить.
Давид кивает и отступает обратно в кабинет, придерживая дверь, приглашая тем самым последовать за ним.
- Я как раз хотел отправиться за тобой.
Прохожу в кабинет. Глаза инстинктивно ищут Владимира Сергеевича, но его нет. Здесь только я и Давид. Поворачиваюсь к своему новому боссу и выдаю, как на духу:
- Давид, я никуда не поеду!
Непроницаемое выражение лица Садулаева мгновенно становится суровым.
— Это не предложение, Мирьям, – он складывает руки на груди, и я вижу, как под тканью рубашки оливкового цвета перекатываются тугие мускулы. – Ты поедешь - это не обсуждается.
Сердце отчаянно бьется. Боже, что делать?!
- Но я не могу! – вырывается почти истерично.
- Почему? – красиво очерченные губы поджимаются, а черные глаза, словно, пытаются проникнуть в самую душу.
- У меня здесь квартира, кошка… - лепечу что-то бессвязное, загнанная в угол словно зверек.
Давид резко срывается со своего места и оказывается возле меня. Ловко берет пальцами за подбородок. Нет, не грубо, не больно, но достаточно ощутимо – так, что я не могу пошевелиться.
- У тебя кто-то есть? - в агатовых глазах зажигается самое настоящее дьявольское пламя. - Кто он?

*Селективный аромат - редкие духи самого высокого класса, которые выпускаются небольшим тиражом и имеют натуральный состав. Такая продукция одна из самых дорогих на парфюмерном рынке.

8. Глава 8

Мирьям

Заворожённо смотрю в сердитое лицо Давида. Ну почему он такой красивый? За что мне это испытание? А ведь он меня и правда любил. Чёрные глаза, длинные ресницы... тону и таю, словно внезапно поплывшая под ласковыми лучами солнца льдинка, забывая обо всем.

Давид*… Нёбо приятно щекочет, оставляя на кончике языка сладкое послевкусие. Я раньше даже не задумывалась, как мужественно звучит имя Садулаева.
Но когда до меня доходит смысл вопроса, я за секунду из ласковой разомлевшей кошечки становлюсь дикой яростной пантерой.

Подбородок поднимается в характерном гордом жесте, и я дерзко бью Давида по руке. По той самой, которую он тянет ко мне, с явным намерением обхватить за талию.
Уголок рта Садулаева дёргается, и он проводит ладонью по затылку.

— А вам собственно какое дело, Давид Мансурович? – наступаю словесно, но при этому отхожу на шаг назад.

Я почти упираюсь в массивный стол Владимира Сергеевича. Черт! Ловушка! Приподнимаю бровь в высокомерном жесте.
Давид недовольно морщится в ответ и на секунду отводит глаза.
Замира, словно загипнотизированная, когда он возвращает взгляд. Ладонь мужчины скользит по подбородку, покрытому легкой щетиной. Он с прищуром смотрит из-под широких соболиных бровей.

Только вот заглядывать в чужую душу опасно, Давид Мансурович. Бывший жених продолжает сканировать меня, желая узнать правду. Однако, это моя правда и ничья больше!
Ох! Быстродействующий яд несётся со скоростью света по моим венам, наполняя жгучей обидой и негодованием. Это он у меря спрашивает, когда у самого невеста есть?!

Верх наглости, Садулаев Давид Мансурович.

Верх наглости!

Даже имя кажется уже не таким и хорошим. Передо мной мысленно появляется рука Камиллы с обручальным кольцом на безымянном пальце, а в ушах звучит ее голос. Дорогой... Брр! Мне хочется выцарапать глаза, которыми всего минуту назад восхищалась.