Папа, обычно тихий и любящий, был разочарован ее поступком. Взбешен. Матушка потом трое суток рыдала в подушку, не допуская никого к себе. А после вышла, отряхнулась, умылась… И они вновь зажили душа в душу. Пока мама не умерла.

– И вы запретили обеим практиковать магию? – догадалась «виззарийка».

– Не дозволено это аристократкам. Чары пачкают их светлую, благородную ауру, – отец строго поджал губы и с гордостью распрямился.

– Ох уж эти предрассудки высшего сословия, – подала голос настоятельница Монтилье. – Мой тэр… Байки о том, что магия грязна, придумали мужи, что сотнями лет стояли у власти. Кому нужны сильные, образованные супруги, не боящиеся творить заклятья?

– Байки? Моя жена своими тайными практиками снискала проклятие богинь! – разорялся отец, покрываясь испариной. – Она умирала в муках!

– Потому что поклялась вам не практиковать, – едко вставила Ворожка.

– И ваша дочь, не обученная укреплять тело и не соединившая дух с магической искрой, угасает, как свечка, забытая на морозе, – спокойно договорила Минар и положила руку ему на трясущееся плечо.

– Вы хотите… хотите сказать, что я тем запретом обрек не только жену, но и дочь?

Он сник, соскользнул вещевым тюком в кресло, выбив столб пыли из обивки.

– А что же, ни один из заезжих целителей не предположил такого варианта? – удивилась настоятельница. – Предполагаю, они все были консервативно воспитанными мужчинами, как вы?

– Я был так зол, когда увидел мою девочку… мою крошку-лаврушку… с огненным шаром в детской ладошке! Я любил жену. Хранил верность всегда, – прикрыв глаза, объяснял он. – Я поставил ее перед выбором… или наш брак, или эта ее непотребная магия!

– И она, бедная, не научила дитя оберегать себя. Защищаться. Она надеялась, что дочери не придется нести ее бремя… которое под силу лишь тому, кто укрепил магией тело, – прокряхтела, хмурясь, Ворожка. – Но все случилось без ее ведома и без ее воли. Так уж сплелись нити Сато.

Темная ведьма подняла грязным пальцем мой подбородок и, приблизившись к носу, своей черной сутью впиталась в глаза. Она что-то разыскивала внутри. Ответ на тайный вопрос.

– Какое бремя? – прошептала я, вспомнив, что не безмолвная кукла. И пока еще могу говорить.

– Не знаю, – она резко отпрянула и зажмурилась.

Потемнела лицом, пожевала губу, поиграла немыслимым количеством морщин.

– Как это не знаете? – вспылил отец, насквозь протаранивший Туманные Рубежи ради встречи с ворчливой старухой.

– Лишь чувствую, что оно подмяло хрупкую тэйру под собой… и она не смогла противостоять. Будь девушка опытнее, сильнее – смогла бы.

– Так это не проклятие богинь? – простонал папенька, чьи жизненные ориентиры рушились на глазах.

– Теперь поздно выяснять, – отмахнулась ведьма и резко поднялась со стула. Огладила черное кружево мятой юбки и сгорбилась устало. – Умрет ваша дочь, высокий тэр. К рассвету уж всяко. Последняя ниточка за искру держится. Как в глазах потемнеет, так оборвется.

– Нет! – с рыком отец подлетел с кресла и, обнаружив в себе затерявшуюся энергию, заметался по грязной лачуге. – Ты должна знать, как помочь. Ты… именно ты… Говори, ведьма!

Он тыкал мясистым пальцем в Ворожку, а та лишь брезгливо жмурилась. Если бы нелла Монтилье не настояла, она бы и принимать нас отказалась.

Воздух ведьмовской хибары был пропитан неприязнью к высшему сословию. А теперь тэр Хоулденвей, обезумев от горя, топал ногами, кричал и тыкал в нее пальцами… Требовал, не просил.

– Немного сильной магии подарило бы нам время, – вдруг отозвалась она, заставив папу остановить хаотичные пляски по дырявому ковру.