Это был лагерь относительной свободы. Если я скажу вам, как мы свободно выходили за территорию и устраивали километровые пробежки до ближайших дач, вы мне, конечно, не поверите. Но это было. А еще мы отдыхали с ребятами из г. Мозыря. Они рассказали мне о легендарном футбольном клубе «Славия», за который я пообещал болеть в следующем сезоне и не прогадал (Славия-Мозырь в следующем сезоне во второй раз в истории стала чемпионом Беларуси по футболу).

Девочку я нашел тоже из Мозыря. Правда, она была одноклассницей чувака, с которым мы делили комнату, и это сыграло свою решающую отрицательную роль. Но сей казус случится позднее, а пока я наслаждался.

Танцы, тусовки, беседы, игры – все это было у нас в полном объеме. В предпоследнюю ночь мы устроили «лагерный беспредел». Я проснулся от холодного, но мягкого поцелуя и увидел двух самых симпатичных девчонок из нашего отряда. На мой резонный вопрос они ответили, что сегодня «малинная ночь» или «ночь-малинница» (или какой-то подобный бред). Своими поцелуями они разбудили всех пацанов из нашей комнаты, в свою очередь мы с другом пошли мазать пастой других девчонок. Разбудили и их. В итоге через полчаса не спал весь отряд. Мы носились по комнатам, врывались к соседям и валтузили их подушками, девчонки стали визжать, проснулись вожатые. Нас успокаивали, мы ложились, снова поднимались и продолжали «оргии». В семь утра все наши кровати были застелены, а спать никто уже не хотел.

Я не знаю, что наш отряд устроил в этом лагере в последнюю ночь. Может, они объявили наш корпус «Автономной лагерной анархической республикой» (А.Л.А.Р.), может, они захватили столовую и музыкальное оборудование и устроили ночь жратвы и движа. Я уехал днем следующего дня в тарахтящем, но верном «Запорожце», впервые покидая лагерь с грустью, и не без сожаления.

А осенью одноклассник предложил мне пойти на греко-римскую борьбу.

Наша тренировочная база располагалась на улице Короля в бывшем здании 16-ой школы, в которой я учился. Тренер, конечно, сразу меня раскусил, молвив: «У Володи нет спортивной злости». Да, у меня ее не было и в помине. Борьба – жесткий контактный вид спорта, хотя там не надо было мочить соперников ударами в лицо. Но спортивной злости мне это не добавило.

Заниматься было интересно. Мы учились «читать» действия соперника, вытирая пот и сопли. Незаметно борьба приобрела популярность среди большинства пацанов нашего класса, но многие занимались нестабильно. Мне нравилась «прокачанная» физкультура борьбы и скоро отметки и результаты школьных уроков по физре поползли вверх. Мы боролись за место под солнцем.

Зимой мы играли в футбол «на износ», тренер швырял меня через бедро раз по 20 за тренировку (я был самым высоким и легким). Потом я ткнул одноклассника шеей в мат и долго переживал. Тренер часто говорил: «Пусть лучше они здесь будут, чем пиво хлещут по углам». Я не знал, чем так плохо пиво, но мы его презирали.

А потом я попал на плановое медобследование. Бледные блондинистые волосы врача встали дыбом, когда она узнала, с какими диагнозами я занимаюсь борьбой. Она долго орала, эта недовольная жизнью гражданка, почуявшая кровь. На моей спортивной карьере навсегда поставили жирный черный крест.

Тренеру было наплевать. Он ценил настоящих пацанов. Если они готовы были переступить через свои «диагнозы» и бороться каждый день с другими, а главное – с самим собой – он был счастлив. После необъективной медкомиссии я не бросил борьбу. Я ее продолжил, но в несколько ином качестве.

Мы съездили на соревнования. Меня хватило на два броска от двух разных соперников. Остальное время я жрал бутеры, ржал с пацанами и думал, как долго мы будем выбираться из поселка Чисть Молодечненского района. Везли нас, детей, в грузовом отсеке желтого микроавтобуса «Мерседес».