Егор пораженно осматривает меня с головы до ног: взгляд его жадный, потрясённый, в нем начинают мелькать искорки радости.

— Нам нечего обсуждать. Мы развозимся. Точка.

— Оля… — Егор трепетно тянется и, затаив дыхание, округляет глаза.

Я пытаюсь поскорее сориентироваться, но не могу ничего придумать. Врать не имеет смысла: он в любом случае позже узнает о ребёнке, и тогда очередной скандал гарантирован.

— Ты беременна, малыш? — не верю в мягкость его взгляда. И трепетные интонации в голосе… нужно все-таки отложить этот разговор. — Оль, ну какой развод? Нас так сразу не разведут, ребёнок — это же серьезно, тебе поддержка нужна, отдых, — а до этого у нас несерьёзно было, ага. И поддержка и честность не нужны были. — Мы же с тобой мечтали об этом. Когда ты собиралась мне рассказать? Это же здорово. Настоящее чудо, — вопросы льются рекой.

Я знаю, что нельзя сейчас. Я прекрасно осознаю, что совершаю в этот момент ооочень большую ошибку, но я не хочу молчать. Потому что есть хоть и мизерная, но возможность, что он выпустит пар, а потом добровольно исчезнет из моей жизни. И оставит меня в покое навсегда. И я эту возможность не упущу.

Кошусь в сторону двери, отмечая, что возле неё уже никого нет. Отодвигаюсь и понижаю голос, переводя жесткий взгляд на лицо мужа.

— Егор. Чудо настоящее, но ты к нему не имеешь никакого отношения.

Его лицо распрямляет плечи, напрягается, в глазах недоумение. Неверие. А затем осознание и, наконец, неприкрытая ледяная ярость.

— Оля, — шаг вперёд, — немедленно скажи, что ты это ляпнула мне назло. Сейчас же, — светлые брови взмывают вверх, на широком лбу образуются глубокие складки. Моя рука внезапно оказывается в до боли мучительной хватке. Муж медленно тянет на себя. — Говори.

— Нет, Егор. Ребёнок не твой. У тебя есть уже сын вне брака. А моего малыша ты недостоин.

— А кто, твою мать, достоин?! — резкий рывок, но я все ещё могу отдалиться.

— Отпусти, мне больно, — в висках начинает шуметь. Ещё рывок. Он заставляет прижаться к нему, а резкий запах его парфюма только сейчас проникает в легкие. Противно до тошноты.

Грудь Егора ритмично вздымается и опускается. Во взгляде бешенство.

— Ты что, мне изменила?

— Нет, что ты. Тогда наши отношения уже были сломаны. И сломала их не я.

— Ты в своём уме, а?! Это… это что, месть такая?! Оля, ты… ты просто… — очевидно, неприятное слово вертится у Егора на языке, но выплюнуть его мне в лицо муж не решается.

— Если ты закончил, то я поеду домой. Как ты правильно заметил, мне нужно больше отдыхать. Надеюсь, грандиозная новость все же заставит тебя пересмотреть непоколебимую позицию и отстать от меня окончательно.

— Оль, я же, я… — голос пропитан осуждением и неприятием.— Я правда в дрова был и ничего не помню вообще. Но ты, как ты могла лечь под другого? Мы же с тобой процедуру планировали! Ты что натворила-то, Оля!!!

— Егор, если тебе так проще, то можешь обвинить во всем меня. Мне плевать. И мне пора домой.

Запястье я вырвала, развернулась и уже почти отошла от него. Но тут в спину врезается громогласное:

— Стоять!

Я дохожу до колонны и…

— Стоять, я сказал!

В этот момент оказываюсь с силой прижата к жесткой шершавой поверхности.

— Когда? — из глаз его летят искры и ноздри раздуваются. Но меня не это беспокоит. А то, что нас могут заметить при выходе из здания. Мы стоим в стороне, но все же. И из окна, кстати, тоже. Нужно было сразу уезжать, знала ведь, что не надо общаться. Правда идиотка. Кому что хотела доказать? — В ту ночь? Когда ты дома не ночевала? Или это у тебя нормальная практика?

— Кто бы говорил, Егор, — выдыхаю в его губы: отвернуться не получается. — Насчёт практики бы молчал.