— Потом не сможем. Ты не поедешь.

Подловила. Не поеду.

— Ладно, — резко соглашаюсь. Всё равно это не займёт больше десяти минут. — Пошли, как раз первые будем.

В парке ещё не так много людей. Колесо вот-вот запустят, и мы станем первопроходцами.

Так и есть. Через несколько минут оказываемся в кабинке. Мира хочет сесть напротив, но я быстро хватаю её за талию, притягиваю к себе и сажаю к себе на колени. Лицом к лицу. Смотрю в удивлённые зелёные глаза и не понимаю, к чему такая реакция.

Мысленно усмехаюсь.

Руки сами опускаются на её талию.

— А если увидит кто-то? — холодные пальцы опускаются на мою ладонь. В этот момент как раз закрывается кабина, и мы начинаем подниматься в воздух. Я не сразу замечаю это. Наблюдаю за смущённым взглядом и щеками, что вот-вот вспыхнут алой краской.

— Что здесь такого? Ты же моя невеста. Что хочу, то и делаю.

Подаюсь вперёд, сильнее сжимаю талию пальцами. А сам целую острую ключицу, не дающая мне покоя. Оставляю новый след, обновляя след от поцелуя.

Сегодня он ярче. Специально оставил перед тем, как нас сфотографировали. Чтобы её Матвейка это увидел. Знаю, что они переписываются. Пока Мира была в душе, а её телефон одиноко лежал на тумбочке, пришло уведомление. От него.

Помню те слова до сих пор.

«Не могу забыть тебя в тот вечер. Ты такая красивая. Я не устану это повторять. Давай встретимся? Беркутову не говори только».

Звучало это как «Только маме ни слова, ок?»

Сжал тогда телефон, кинул на тумбочку. А потом рассмеялся. Придурок.

Твоя невеста крутит интрижку с куском дерьма, а ты смеёшься.

Но теперь хочу, чтобы ЭТО видели папарацци.

Осыпаю шею поцелуями, поднимаясь вверх, к подбородку.

— Артур, давай потом? Нас же видят, — нервно отзывается. Её ладони уже впиваются в мои плечи, а сама она тяжело дышит.

Это-то мне и надо, девочка. Чтобы видели все.

И он тоже.

Да и сдержаться, созерцая этот лакомый кусочек – Миру – невозможно.

Поэтому захватываю её губы своим ртом. Властно, не жалея и не сдерживаясь. Но делаю это уже не из-за кого-то, а с желанием выплеснуть то, что сейчас творится у меня внутри. Умеют эти уроды одним вопросом перечеркнуть всё.

Не хочу детей. Больше никогда.

— Больно, — выдыхает мне в губы, отрываясь на пару секунд.

Она кидает обеспокоенный взгляд за спину, рассматривая, где мы. И в следующую секунду глаза округляются от увиденного. Что произошло?

Только сейчас замечаю, как настойчиво вибрирует телефон в штанах.

— А почему мы стоим? — испуганно спрашивает.

Не понимаю, о чем она, пока не смотрю по сторонам. Колесо остановилось. Не на самой вершине, но уже направляясь на спуск. Когда только успели? За временем я не уследил.

— Сейчас узнаю, — видимо, звонят именно по этому поводу.

Достаю телефон, отвечаю на звонок.

— Слушаю.

— Шеф, механизм неисправен. Недосмотрели. Маленькая поломка, ничего не случится, но пока остановили. Минут через пятнадцать пустим.

— Надо было лучше смотреть перед запуском, — цежу сквозь зубы. А если бы здесь были дети? Испугались бы так же, как и Мира. Но они – маленькие, ещё не всё понимают. И матери их не успокоят так просто, как я девчонку, елозящую у меня в руках. Ох, чёрт. — Ждём.

— Что там? — слышу взволнованные слова сразу же, как отключаюсь.

— Через пятнадцать минут запустят. Небольшая поломка, — отвечаю кратко. А сам слышу, как быстро стучит её сердце. Напугалась, раз теперь обвивает меня руками за шею, обнимая.

— Высоты боишься? — дотрагиваюсь носом до её шеи. Вдыхаю персиковый аромат кожи и сглатываю. Хочу её. Прямо сейчас. На этой лавочке. Пока никого нет, и никто не видит. А ещё больше хочу увидеть её в другом ракурсе.