Виталик бесцельно шатался по квартире и курил, пока не приехала Ирка-дырка. Допили зубровку и легли. В то время как она, по обыкновению, занималась членом, думы его обладателя были где-то очень далеко, а в разгар оральных ласк Виталик вообще провалился в сон.

                              + + +

Проснувшись на следующее утро позже обычного, Виталик обнаружил, что Ирки-дырки дома нет. Ни записки на столе, ни сообщений в телефоне от неё не было. Ладно, если надо – позвонит. Сейчас он был заинтригован делом. «Самое время почитать дневник», – подумал Виталик, но сначала позавтракал и принял душ, чтобы бытовые мелочи не отвлекали. Усевшись в кресло с тетрадью, он бросил взгляд на комнатные часы: без четверти десять. О’кей, если будут вопросы, можно звонить клиентке, не боясь её потревожить.

Он начал с изучения внешнего вида документа, зная, что вещь сама по себе может кое-что рассказать о своём владельце. Обложка была потрёпанная и выцветшая, но это мало о чём говорило: просто человек, скорее всего, пользовался тетрадью часто, перекладывал ее из стола в сумку и обратно. Да и тонкий картон, из которого обложка сделана, недолговечен. Виталик открыл первую страницу и бегло пробежался по почерку. Буквы были прямые и довольно крупные, высотой не менее пяти миллиметров. Виталик не был графологом, но, тем не менее, знал, что прямой почерк говорит о внутренней гармонии и уравновешенности характера, трезвом взгляде человека на жизнь. Крупность же букв – о том, что это открытая и эмоциональная личность с задатками лидера: такие люди имеют все качества, чтобы идти в авангарде жизни. С другой стороны, чем почерк крупнее, тем сложнее его обладателю держать себя в руках, контролировать чувства. Теперь поля, которые во время записей оставлял слева покойный. Отступ слева весьма широкий, а это тоже свидетельство открытости человека, «души нараспашку». Вот, собственно, и всё, что заключил Виталик. Теперь эти поверхностные суждения оставалось подтвердить прочитанным. И он приступил.

Фамилии или инициалов владельца ни на обложке, ни в начале записей не было, что слегка озадачило Виталика: вчера он забыл узнать у Аллы Львовны её фамилию. «Ладно, в тексте наверняка что-нибудь найду, – обнадёжил он себя. – И фотография парня явно не помешала бы». Сразу показалось странным, что первые страницы в тетради вообще отсутствовали. Сколько точно вырвано, узнать было легко, сопоставив количество оставшихся страниц с тем, которое указано типографией на тыльной стороне обложки. Но сейчас это не имело значения. Важным было то, что либо Саша, либо его мать не хотели, чтобы кто-либо ещё читал уничтоженное. «Я у неё узнаю», – отметил для себя Виталик и записал на заранее приготовленном листке бумаги:

фамилия

фото

почему вырваны первые страницы

                              + + +

Первая запись была датирована 15-м января позапрошлого года.

«Сашечка, ты что завтра делаешь после шести?» – позвонил вчера вечером Корнеич. Отвечаю: «А что ты можешь предложить?»

– Ничего такого из ряда вон, – говорит. – Моей Катюне надоело однообразие: всё трах да трах. Хочет, видишь ли, познакомиться хоть с кем-нибудь из моих друзей и пообщаться в тёплой обстановке. Что-то в духе званого ужина вчетвером.

– Друг – это я, понятно. Вас двое, а я, значит, номер три. А кто четвертый?

– Её подруга будет. Тебе надо только приехать, выпивку и закуску мы берём на себя.

– Куда приехать?

– На нашу съёмную, куда же еще?

– А подружка-то, поди, страшная, – говорю.

– Подруга вполне сойдёт, не волнуйся. Я её видел.

Я, наверное, слишком мнительный, потому что, услышав его предложение, почувствовал какую-то неискренность, что ли. А вдруг полный отстой? Но, с другой стороны, как убить завтрашний вечер, я не знаю…