Сергей Русланович открывает верхний ящик стола и достает оттуда конверт. Кладет его передо мной.

— Понимаю, вы мать-одиночка. Время тяжелое, денег лишних не заработать. Именно поэтому я не стану проводить настоящее расследование с вызовом сотрудников полиции и вашим последующим наказанием. Здесь стоят подписи студентов, на аудиозаписи также слышно, что вы вымогаете у них деньги. Подобного в колледже я не допущу, — гремит у меня в ушах голос директора.

— Это неправда, — машу головой. — Меня кто-то оклеветал! Я ничего ни у кого не вымогала!

— Анастасия Артёмовна, — Щербаков сдвигает брови к переносице и награждает таким взглядом, что я понимаю: следующим действием точно будет вызов полиции, — возьмите у моего секретаря листок бумаги и напишите заявление по собственному, — чеканит он. — Это единственное, что я могу сделать в этой ситуации с минимальными для всех потерями. Мне не нужны скандалы и шумиха. Да и отправлять вашего сына в детдом... пусть кто-то другой возьмет на себя такой грех.

— Могу я узнать, кто принес вам это? — киваю на конверт.

— Наверное, вам лучше знать? — хмыкает Сергей Русланович.

— Никита? Ваш сын? — Это первое, что приходит на ум.

Лицо Щербакова вытягивается, а следом в синих глазах появляются вспышки гнева.

— Никиты несколько дней нет в городе. Всё. — Щербаков указывает мне на дверь. — Марьяне я сам позвоню и объясню ситуацию. Но если вы и впредь продолжите заниматься подобными вещами, то мой совет: не просите у нее найти вам порядочную работу. В серьезных организациях с вашей внешностью делать нечего. Это моя ошибка, что поддался уговорам.

— А что не так с моей внешностью?

— Всё так. Но не для нашего учебного заведения.

— Раньше вас устраивало…

— Раньше и вы денег не брали за зачеты, — осаживает меня Щербаков. — Все ограничивалось замечаниями коллег, что вы флиртуете со своими студентами. Я не привык следить, чем мои люди занимаются в нерабочее время, и знать не хочу, с кем вы крутили интрижки. Всего доброго, Анастасия Артёмовна. Больше в колледже появляться не нужно. О расчете даже не думайте.

Мне словно миллион пощечин надавали, оплевали, макнули лицом в грязь. Подкативший к горлу ком душит. За что такая несправедливость? Ведь я не делала ничего из перечисленного!

Выхожу в приемную, ничего не соображая. В голове вата. Не знаю, почему подумала на Никиту, его действительно не было на лекциях несколько дней. Да и зачем ему меня так подставлять? Какой мотив? В последнюю нашу встречу мы нормально разговаривали. Никита подошел после занятий, мы перекинулись парой фраз, я поблагодарила его за вечер, и на том распрощались. Больше я его не видела.

— Анастасия Артёмовна… Настя… Воды? — доносится голос Алины.

Я нахожусь в ступоре и не могу сделать и шага. Опускаюсь на стул, не чувствуя под ногами опоры.

— Что он сказал? На вас лица нет…

— Чтобы попросила у тебя листок бумаги и написала заявление по собственному желанию.

— Что?!

На автомате я беру ручку со стола, придвигаю к себе протянутый секретарем листок и пишу заявление. Руки дрожат, почерк неровный. Можно было бы позвонить Нелли, спросить, что делать в подобной ситуации, но если уж Сергей Русланович все решил, поверив в мою виновность, за что сражаться? Как доказывать, что я не вымогала ни у кого денег?

В голове всплывает недавний разговор со студентами. Он был о предстоящем зачете. Ершов насмехался, задавал провокационные вопросы. Наверное, он и записал мои слова на диктофон или видео, а потом сделал из них нарезку. Собрать деньги и подписи тоже не проблема. Какие жестокие дети… За что они так со мной? Что я им сделала плохого?