– Вы невероятно откровенный человек.

– Сегодня. Только сегодня.

«И только с Вами» – едва не вырвалось у меня! Я даже испугалась! Что это со мной? Я ведь никогда раньше не позволяла себе так раскрываться при первой встрече. А может быть, он гипнотизер-манипулятор? Вон как глядит, не отрываясь.

– Просто вы и вправду, прекрасный слушатель.

– Да ладно, что вы! Я самый обычный человек!

– Не сказала бы! Вы видите мир так, как мне и в голову не пришло бы взглянуть на него. Я, честно говоря, согласна не со всеми вашими идеями, но все, что вы пишете – это… довольно любопытно, хотя, повторюсь, достаточно спорно.

Что промелькнуло в дыму его глаз? Сложно понять. Была в нашей встрече некая загадка. Определенно.

– Писал.

– Что?

– Я давно уже не пишу ничего нового. Встречаюсь с читателями моих давних произведений, переиздаю то, что написано много лет назад и пользуется спросом, и даже не редактирую. Творческий ступор, так сказать.

Вот этого я не знала.

– Скажите, а можно мне увидеть Ваши картины? Или, точнее выражаясь, прочесть их?

Прочесть? Вот так сразу, в первый же вечер, без сопротивления отдаться на прочтение?

– Да, конечно!

Кто это сказал? Видимо тот, кто открыл мою сумку и протянул ему тонкую папку с вложенными в нее аккуратными листами, исписанными твердым четким почерком. А потом еще и произнес моим голосом:

– Вот. Почерк у меня неплохой, так что разберетесь.

– Рукопись?

– Ну, да. Не вижу смысла их набирать.

– Это же копия?

– Нет, оригинал.

– И Вы так легко с этим расстаетесь? Как писателю, мне трудно Вас понять.

Да я просто жутко устала носить это с собой.

– Это не имеет великой ценности, просто зарисовки, так что… Прочтите, если будет интересно, а нет, так… Мне все равно, что Вы сделаете с этим.

Он опять так пристально глянул, что по коже пробежали искорки. Нет, в этой встрече точно есть некая предопределенная фатальность. Не могу только понять какая. И для чего мне это. Для чего это ему?

– Я обязательно все прочту и верну при нашей следующей встрече. Ведь мы же еще встретимся?

– Звоните, увидимся.

И мы распрощались. Он ушел, унеся с собой мою «картинную галерею». А я облегченно взлетела.

ПОРТРЕТЫ

ДЕВОЧКА-ЦАРИЦА

Она надевает атласный пеньюар, золотым медом стекающий к самым щиколоткам, подходит к зеркалу, обрамленному резной позолоченной рамой, зажигает пурпурные свечи в тяжелых медных подсвечниках. Золотистая нега мягкого пуфа радушно принимает аппетитное тело сорокалетней женщины. Она заплетает светлые локоны в две смешные девчачьи косички, обвязывает их льняными лоскутами, улыбается черно-белой фотографии, стоящей на туалетном столике, и принимается за ежевечерний ритуал.

Комната мягко освещена. Из фарфоровой аромалампы изысканной формы струится легкий мятный запах. Из динамиков плывет голос Джо Дассена. Ночное спокойствие спальни уже давно не обременяют визиты престарелого мужа, занятого исключительно собой и своим здоровьем, потому она безмятежно и неспешно приступает к торжественному церемониалу – медитации отречения от еще одного дня.

Сначала на запястья ее изящных рук, из маленького хрустального флакончика падают капли любимого французского парфюма. Вдохнув тонкий аромат и блаженно прикрыв глаза, она поднимает кисти кверху, совершая ими мягкие вращательные движения восточной танцовщицы. Опустив руки, преувеличенно лениво выливает на ватную пластинку тонизирующий лосьон, протирает кожу лица и шеи. Выдавив на ладонь немного крема из фарфорового флакона причудливой формы, гордо красующегося в окружении пузатых напыщенных подружек, она наносит душистую массу на лицо и мурлычет от удовольствия. Ласковыми, почти невесомыми движениями нежных пальцев массирует красивый высокий лоб, слегка выдающиеся скулы, острый подбородок. Затем окунает кончик пальца в миниатюрную баночку, и привезенная из Италии кремовая магия в мгновение ока освежает кожу вокруг серо-голубых миндалевидных глаз.