Впрочем, не будем торопиться осуждать князя: ведь и о себе мы не можем с уверенностью сказать, что не впали бы в такие же или даже худшие грехи на его месте! Разве, честно оглянувшись на себя самих, не вынуждены мы будем признать, что тщеславие – частый гость и в нашей собственной жизни, хотя предпосылок у большинства из нас для этого гораздо меньше, чем было у Феодора Ростиславича?

В это время на Руси шла великая междоусобица между сыновьями святого Александра Невского (1221–1263) – Димитрием, князем Переяславским (1250–1294), и Андреем, князем Городецким (12551304). Димитрий был старшим и должен был наследовать великое княжение; но монгольский хан дал ярлык не ему, а младшему, Андрею, который сумел добиться ханского расположения. Тогда Димитрий отправился к давнему противнику хана – темнику Ногаю, отложившемуся от Золотой Орды и пытавшемуся основать собственное государство. Ногай выдал Димитрию ярлык на великое княжение, и князь вернулся на Русь, чтобы отстаивать свои права силой оружия.

Ситуация была непростой. С одной стороны, у Димитрия было больше прав на престол согласно русским обычаям; с другой стороны, русские князья считались вассалами Золотой Орды и обязаны были повиноваться в государственных делах хану, а золотоордынский хан выдал ярлык Андрею. Димитрий же, отправившись к Ногаю, тем самым как бы отложился от хана, признав себя вассалом мятежного темника.

Феодор Ростиславич как зять золотоордынского хана и сторонник всемерного упрочения связей с Ордой (которую он все еще надеялся в будущем видеть христианской державой) принял в этой междоусобице сторону Андрея и даже, изменив своему всегдашнему правилу не сражаться против соплеменников, участвовал в его военных походах против сторонников Димитрия – ведь на этот раз дело шло не о личной власти самого Феодора, а о восстановлении государственной справедливости и спокойствия. Вернее будет сказать, так это выглядело в глазах Ярославского князя. На деле же его союз с Андреем Александровичем стал поистине роковой ошибкой: князь Андрей проявил себя как человек абсолютно беспринципный, готовый ради власти пожертвовать жизнями тысяч людей. Именно он в 1293 году призвал на Русь монгольское войско под командованием полководца Тудана (Дюденя); этот поход остался в истории русского народа под именем Дюденевой рати и оставил по себе страшную память. Монголы воспользовались княжеской междоусобицей как предлогом для набега и не столько отстаивали интересы Андрея, сколько разоряли русские земли. В результате Андрей утвердился на великокняжеском столе, но разве стоило это подобных бедствий родной земли?

Честолюбивые притязания Андрея на этом не закончились, хотя, казалось бы, он добился всего, чего желал. В 1295 году едва не разразилось новое междоусобное сражение на поле Юрьева Толчища между ратями Андрея и его младшего брата Даниила Александровича, князя Московского (1261–1303).

К счастью, братоубийственной войны все же не случилось – и немалую роль в этом сыграл Феодор Ростиславич, употребивший все свое влияние и недюжинный дипломатический талант, чтобы примирить враждующие стороны. Несомненно, этим он спас Русскую землю от многих бедствий и отчасти искупил свой грех участия в страшных авантюрах князя Андрея. Но сам Феодор, терзаемый муками совести, вовсе не считал, что грех его теперь изглажен.

Спустя четыре года после этих событий, в 1299 году, князь Феодор тяжело заболел и почувствовал приближение смерти. Как искренний христианин, он не мог перейти в вечность, не очистив душу покаянием. Но грехи, которыми он успел отяготить свою совесть со времен праведной юности, были грехами не только перед Богом, но и перед всем народом – и князь считал, что и покаяние его должно быть принародным.