– Имеется в виду, чтобы человек «погубил» свою душу в положительном смысле этого слова. Чтобы он не считался со своей жизнью, а жертвовал ею ради других. Никто́же своего́ си да и́щет, но е́же бли́жняго ки́йждо[22], – говорит апостол Павел. В этом и есть всё основание духовной жизни: забывать себя (в хорошем смысле) и обращаться к другому, участвовать в его боли и трудностях. Надо не искать способа, как бы избежать трудностей, но находить возможность помочь другому человеку, порадовать его.

– Геронда, а как понять, что́ нужно другому человеку, чтобы сделать для него это?

– Поставь себя на место другого, тогда ты поймёшь, что ему нужно. Если же будешь сидеть внутри своей скорлупы, то так и не сможешь понять, что нужно твоему ближнему.

В наше время большинство думает о том, как занять место другого, а не как поставить себя на его место. Я иногда наблюдаю, как некоторые подходят к Причастию, обгоняя других. Каждый из них думает: «У меня дела, я спешу» – и не думает: «А достоин ли я причаститься?» или: «Может, другой человек больше меня спешит?» Ничего подобного! Причащаются и преспокойненько уходят. А ведь даже если тебе не хватит частицы Тела Господня, то ты должен радоваться, что она досталось другому, а не тебе. А если у священника только одна частица, и есть больной человек, находящийся при смерти, которому нужно Причастие, тебе нужно радоваться, что он причастится, а не ты. Вот чего хочет от нас Христос. Если мы так поступаем, то Христос входит в наше сердце, переполняя человека радостью.

– Геронда, одна сестра создаёт мне проблемы.

– Знаешь, что происходит? Многие люди видят, в чём другие их стесняют, и не видят того, в чём они стесняют других. Они требовательны только к другим – не к себе. Но логика духовной жизни в том, чтобы обращать внимание на то, в чём ты стесняешь других, а не на то, в чём стесняют тебя; стремиться к тому, что нужно другому, а не к тому, что нужно тебе. Разве мы пришли в эту жизнь отдыхать и наслаждаться комфортом? Нет, в этот мир мы пришли не для того, чтобы весело провести время, а для того, чтобы очистить себя и приготовиться к жизни иной.

Если мы думаем только о себе и делаем только то, что нам хочется, то потом начинаем желать, чтобы и другие думали о нас, служили нам, помогали, то есть чтобы всегда было хорошо нам. «Мне хочется та́к!» – говорит один. «А мне хочется иначе!» – не соглашается другой. Каждый стремится к тому, что нравится ему, но покоя не находит, потому что настоящий покой приходит тогда, когда человек думает не о себе, а о других.

Во время оккупации в 1941 году, спасаясь от немцев, которые разоряли деревни, жгли и убивали, мы ушли из Ко́ницы в горы. В тот день, когда немцы вошли в Коницу, два моих брата с утра спустились с горы на равнину рыхлить кукурузу на огороде. Услышав, что пришли немцы, я бросился к матери: «Мама, я сбегаю вниз, предупрежу братьев!» Она меня не пускала, потому что все ей говорили: «Те всё равно пропали, хоть этого не пускай, а то и его потеряешь». – «Как бы не так!» – подумал я, нацепил солдатские башмаки и побежал вниз, в поля. Впопыхах я не успел хорошо завязать шнурки, и, когда бежал через поле, которое недавно полили, башмаки залипли в грязи и соскочили. Я их бросил и побежал дальше босиком вдоль реки, а там полно чертополоха. Летом, по жаре, около часа я бежал по острым колючкам и не чувствовал никакой боли! Прибегаю на поле к братьям, кричу: «Немцы! Прячемся!» И тут мы видим идущих в нашу сторону вооружённых немецких солдат. «Продолжайте рыхлить, – говорю я братьям, – а я сделаю вид, что полю и прореживаю кукурузу». Немцы прошли мимо и даже ничего не сказали. Только потом я заметил, что мои ноги все в ранах от колючек, а до того момента я даже ничего не чувствовал. В том беге по острым колючкам была радость! Радость самопожертвования. Разве я мог бросить своих братьев? А если бы с ними что-нибудь случилось? Да меня бы потом замучила совесть! Даже если бы я был бессовестным человеком, меня бы потом грызло воспоминание о том, что я себя пожалел.