– Кто это у нас тут клювик разинул? – проскрежетал асбаш. – Хорёк! Никак вякалка выросла?

– Барон получает всю добычу, асбаш, – пропустил я его укол. – И только барону её делить меж равными.

– Да ну? – он глухо рассмеялся. – Дык я только попробую, стоит ли добыча делёжки. Неужто Саул огорчится, если я подготовлю ему девочку?

Таборяне из ватаги молчали, обступив нас кольцом. Видимо, они никак не могли решить, что сейчас главнее: правда боевого командира или правда барона, которого здесь нет. Чтобы придать словам веса, я подвел Храпуна вплотную к асбашу.

– Отпусти добычу, – в груди застучало, когда он оказался так близко. От ненависти вперемешку с тревогой. – Или я…

– Или что? Расскажешь папочке? – Цирон уронил девку на колени лицом ко мне. – Отпущу-отпущу… Только сперва покажу тебе, хорёк… Снова покажу, как трахаются таборяне!

В голове помутилось, и взор застила пелена. В ушах мычал испуганный зобрёнок. Кричала Михаль. Ревела девка с янтарными глазами. Михаль с глазами пустыми.

Я оттолкнулся от седла и приземлился с тошнотворным хрустом.

Сапогом о колено Цирона.

Асбаш взревел обожжённым медведем, оттолкнув девчонку. Припал на больную ногу, взревел ещё… И снял с пояса булаву.

– Я тебя проучу! – он разгрыз свой бурдюк зубами, сделал жадный глоток. – Ноги переломаю!

Асбаш рубанул булавой по земле – и выбил вмятину с голову младенца. Мне снова свело живот.

Сжав кистень в мокрой ладони, я пожалел о своей горячности.

Цирон бросился вперёд, невзирая на боль. Я увернулся – и литое навершие булавы разнесло колымаге борт.

Асбаш прихрамывал, но плотный полукруг таборян не давал разминуться. Кистень приходилось вращать над макушкой, а не у плеча, как я привык. А Цирону было плевать: глаза его стали от грибов рубиновыми, точно кунтуш отца. Расцарапанное лицо, грива свалявшихся волос, косматая борода.

Если таборяне вселяют ужас в южаков, то асбаш Цирон вселял ужас в меня.

Я ударил кистенём сверху вниз, но асбаш отбил колючий шар крылом. И нипочём!

– А теперь я! – зыкнул он и взмахнул плашмя.

Я отскочил вновь – и прогадал. Крыло задело за дверцу фургона, отчего я потерял целый миг.

И ровно его одного хватило, чтобы булава окончила бой.

Мне чудилось, я летел по воздуху много секунд. А когда упал навзничь, весь мой мир сжался до звезды, пылающей в боку. Тело наивного хорька скукожилось до парочки рёбер, разбитых в щебёнку. Раскалённую щебёнку, жгущую до потери сознания.

– А это было быстро, так-то? – Цирон торжествовал.

В глазах плыло, в ушах гудело. Единственные звуки моего нового крошечного мирка – этот безумный гуд и блеяние асбаша.

– Сначала я ноги тебе хотел переломать, ведь батенька твой барон как-никак. Просто проучить, как в тот раз с Михалкой, – Цирон, ухмыляясь, закинул булаву на плечо. – Но я передумал. Исколочу тебя до полусмерти, так-то. Чтоб лежал ничком да срал в портки, пока не сдохнешь.

Асбаш поднял булаву высоко-высоко. Так, что навершие затмило солнце.

– К бесу тебя и твоего батьку, хорёк, – Цирон стал неожиданно спокоен. Как сырая могила. – Курва твой Саул, и законы его курвины.

Вдруг Цирон выпучил глаза и покачнулся. Булава выпала из лапищи, вонзившись в песок у моего уха.

Асбаш повернулся медленно, как замороженный, – и я увидел, как вместе с ним повернулось и копьё, вбитое меж лопаток.

– Так-то… – выдавил он, но договорить не успел. Гибкий меч Нира, скачущего верхом, отсёк асбашу голову.

Уродливой лохматой птицей она спикировала наземь. И не успело тучное тело поднять пыль, я услышал холодный голос асавула:

– Барон любит тебя, Цирон.

Хата мерно покачивалась в такт шагам Гуляй-града. Прибитая к полу мебель едва-едва поскрипывала, сидела прочно. Только звякали фонари на зобровом жиру да плескалась вода в кадке.