Дина посмеялась, причём уже менее сдавленно, чем когда Ника только начинала шутить, и даже Воронова ответила тем же, правда, более открыто.

– Ладно, я сейчас за Фантой сбегаю, а то в горле пересохло. А тебе, Дин, мороженое куплю. Возражения не принимаются. А пока попытайтесь-ка угадать, как всего за одно действие обычный посёлок стал посёлком городского типа.

– О, я это знаю! – весело подала голос Воронова. – Его купил городской тип.

– Бинго! За это позже расскажу историю про электронную сигарету, которую пронесли в детское отделение больницы, где я в прошлом году с переломом лежала.

– Хорошо! – весело улыбнулась Пушкина. – Мы тебя ждём!

Ника ловко спустилась и быстро зашагала в сторону автомата с напитками. Кажется. Дина прищурилась, пытаясь понять, в правильном ли направлении движется подруга, чтобы в случае необходимости написать ей, куда нужно идти.

– Тебе бы тоже очки начать носить. – неожиданно серьёзно сказала Воронова, поправляя собственные. – Поначалу будут немного на переносицу давить, но к этому быстро привыкнешь, по опыту знаю.

– Да я их в первый же день потеряю. – неловко усмехнулась Пушкина. – Мама меня за это убьёт. Они ведь денег стоят. Ты-то ответственнее меня, вот свои и не теряешь.

– Ты преувеличиваешь свою рассеянность.

– Скорее преуменьшаю, хех. Там, кстати, Ника правильно же идёт, да? Я помню, что вроде да, но не уверена.

– Да, правильно.

Дина окинула взглядом сверкающую золотисто-зелёным площадку с яркими пятнами горок, качелей, маленьких каруселей, «полос препятствий» и скамеек. Тёплый воздух, беззаботное мельтешение детей где-то внизу, чей-то радостный смех, прогулка с двумя подругами, которые до того не пересекались, море живых зелёных листьев и травы, свобода действий, начало лета… В улыбке проявилась лёгкая грусть и странноватая для того, кто хоть немного знал Пушкину, отчуждённость.

– Знаешь. – почему-то осторожно начала Дина. – Всё это так…так похоже на то, что я сейчас в таком стеклянном шаре, которые покупают в качестве сувениров. В них ещё часто бывает снег искусственный, который, если потрясти, как бы заново осыпается. И вот мы сейчас в таком же шаре… Небо такое маленькое и близкое, такое стеклянное, как купол этого самого шара. Всё вокруг просто совсем небольшой кусочек реальности, а за её пределами… Ничего. Или мир, которому принадлежит тот пресловутый шар. Мы просто… законсервированное воспоминание. А я сторонний наблюдатель. Но знаешь… Мне всё равно хорошо. Хотя и грустно, что это не по-настоящему.

– Ты… чего? – Вика встревоженно смотрела на Пушкину. – У тебя что-то случилось?

– Нет, нет… – Дина почему-то слегка посмеялась, и было в этом смехе что-то грустное. – Это у меня давно. Ещё когда там… ну… ладно, это долгая история. Не думаю, что её нужно рассказывать, особенно сейчас.

– Ты уверена?

– Да. – Пушкина передёрнула плечами, словно сбрасывая это странное наваждение. – Правда, всё хорошо.

– Ну… Ладно. Но, если что, ты всегда можешь мне всё рассказать, а я постараюсь помочь и поддержать, ты ведь знаешь.

– Да, спасибо.

– Эй, Зелёнка! Дина! Спускайтесь, мне лень туда с мороженым сквозь детей карабкаться!

– Хорошо-хорошо, идём! Минутку!

– Говорила же ей так меня не называть. – недовольно пробормотала Вика.

– Ну, она почти всем прозвища придумывает. – виновато улыбнулась Пушкина.

– А тебя тогда почему по имени называет?

– Ну… Я просто… Это долгая история. Но какое-то время она меня Шизиком называла за мои рисунки и вообще.

– Понятно. Ладно, давай быстрее, а то твоё мороженое растает.

– Да, хорошо. Кстати, если хочешь, я с тобой поделюсь!