Он изменился: стал сухим, хриплым и безжизненным. Не было в нем той энергии, что проникала в меня с каждым рычащим звуком, которые он имел привычку так сладко растягивать. Не прежний мальчишка, давно не тот.

Когда Королёв понял, что я не намерена проявлять признаки жизни, то сам потянулся рукой к лицу. Тёплые, чуть шероховатые пальцы легли на подбородок и начали сжиматься. Дрожали. Не от страха, нет. Чувствовала, что держится, чтобы больно не сделать, бурю сдерживает, но только чтобы обрушить её на меня позже. Момент подбирает. Ближе подбирается.

Не сопротивлялась не потому что не хотела, а потому что не могла. Из меня будто жизнь высосали. Тело стало чужим, бессильным, как ветки шиповника, что скользили по ногам, цепляясь за капроновые чулки.

– Вот так. Хорошая девочка, – твердил он, задирая мою голову. – Ну же, посмотри…

Взгляд заскользил по чёрным джинсам с дырой на коленке, из которой выглядывал край татуировки. По белой футболке, что торчала из-под кожаного бомбера, по мощной шее и упёрся в кадык, что был подернут густой щетиной. Тянул меня до тех пор, пока совсем голову не запрокинул. Во власти его была: опустошенная, безвольная и будто бы голая.

Большего я не выдержу! Закрыла глаза, с силой зажмурившись, чтобы не видеть! Только бы не видеть его! Не могу!

Он был моим персональным адом! Не потому что делал что-то страшное, нет. Наоборот, любила его до неба и обратно. До дрожи в коленях, до мутности рассудка и слез, что порой текли просто так от бесконечного счастья. Но с ним связано то прошлое, о котором вспоминать даже больно. Оно не затянется, не зарубцуется, болеть будет вечно. Фантомная боль, но режет как по живому. Но той любви больше нет. Она сломана. Моя большая сломанная любовь. Именно она сейчас стоит передо мной.

– Открой глаза, Ляля, – снова зашептал он, почти касаясь своими губами моих.

Но я отчаянно замотала головой.

– Открывай, я только посмотрю и уйду.

– Сейчас уходи, Мироша, сейчас уходи…

– Нет! Пока в глаза твои бесстыжие не загляну!

– Что? – веки сами распахнулись, а сдерживаемые слёзы хлынули потоком, замутняя зрение.

Но даже это не помогло скрыть его образ, что был вырезан в моей памяти. Он лишь красивее стал, мужественнее. Синие, как васильковое поле, глаза были чуть прищурены, скулы напряжены, а мягкие пухлые губы растянуты в победной улыбке. Конечно, победил. Всегда получал то, что хочет. И сейчас готов приз забрать.

Смотрела и упивалась. Собирала выпавшие части пазла, что растерялись в прошествии многих лет, впускала в легкие дурман его запаха и нервно кусала губы, пытаясь вернуть себе хоть каплю благоразумия. Но не могла. Обессилела, обмякла. Тело трясло от желания прижаться к его груди и повиснуть на его шее, как раньше.

Слабачка! Тогда ею была и сейчас стою точно также! Таю в его взгляде, подчиняюсь, хотя внутри медленно тает фитиль бомбы, что готова рвануть в любой момент. Он рядом, а я лишь чувствую запах гари, растворяющейся в сладости аромата его кожи. Все путается. Силы тают, а земля уходит из-под ног, подталкивая меня в объятия хаоса.

– Ля-ля-ля… – прошептал он и резко прижал меня к себе, зарываясь лицом в волосах.

Готова была поклясться, что слышала взрыв. Оглушающий, дезориентирующий. Сладко и медленно убивающий, но все равно разрушающий прежнюю жизнь. Внутреннее спокойствие рассыпалось бьющимся стеклом, а уже забытый звон опять поселился в голове, возрождая чувство дикого страха.

Его руки бродили по моему телу, будто искали подтверждение, что живая, настоящая, не видение. С силой впивались в кожу под тонким трикотажным платьем, дарили тепло, но забирали воздух. Землю под ногами теряла, в куклу бездушную превращалась, но ответила… Поцелуем впился, словно жизненно важным это было. С силой сталкивалась с его языком, словно в поединке участвовали не на жизнь, а на смерть. Сами не понимали, что специально пытаемся сделать другу другу больно. Пусть так, через поцелуй, но зато больно! Зубами щелкались звонко, стонали, от удовольствия и дышать забывали.