Пол всех комнат застелен бамбуковыми циновками. Они хрустели под ногами, будто Данте шагал по саду, усыпанному сухими ветками. Кое-где стояли потухшие алтари.

Сам Анри, тощий немолодой мужчина, одетый в белое кимоно, лежал на деревянном помосте в центре одной из комнат. Закрыв глаза, слушал техно-музыку и подрагивал в такт босыми ногами. Кимоно раскрылось, обнажая красную грудь заросшую седыми волосами.

Он резво вскочил на ноги, обнял Алию и поцеловал в губы. Протянул Данте твёрдую как скейтборд ладонь:

– Ты ведь Данте?

– Да, Гульфарусов.

– Алия упоминала о твоих проблемах. Я работаю строго по записи, но для неё сделаю исключение. Для неё, а не для тебя.

Данте хотел оскорбиться, мол, он не просил об одолжении. Но из глаз и распахнутого кимоно Анри сквозила вековая мудрость, Данте сразу перестал злиться.

– Садитесь на пол, – предложил Анри и позвонил в колокольчик.

В комнату вошла красивая женщина. Она плавно двигалась, всегда смотрела в пол, опустив густые чёрные ресницы. Одежда скромная, мусульманская, закрывающая всё тело. Но всё равно оставалось ощущение, что она похожа на постаревшую, но ещё работающую ради искусства порноактрису.

Анри попросил:

– Карина, белого чая гостям и экземпляр книги.

Данте заметил взгляд полный ревности, направленный на Алию. Карина вышла, послышался шум открываемой входной двери.

– У меня вторая квартира на этой площадке, – пояснил Анри, – Там держу кухню и спальню для Карины. А данное пространство свободно для медитации. Алия, милая моя, как твоя жизнь? Как Тигрёнок?

– Всё хорошо, его починили.

Анри подошёл к окну и помахал рукой. В ответ раздалось рыкание двигателя. Анри вернулся к гостям:

– Слишком много страдания в нашем городе. Тебе нужно чаще водить Тигрёнка ко мне на профилактический техосмотр. Сильный ум живёт в механическом теле.

– Это и плохо, – посетовала Алия. – Боюсь, достигнет он просветления, на чём мне ездить?

Карина принесла поднос с чашками и книгу под названием «Сто ответов на один вопрос или сто один случай ненужной болтовни», автор Анри де Рене.

Анри протянул книгу Данте:

– Нужно купить. Цена, какая тебе угодно. Автограф ставить?

Данте кивнул и достал деньги. Анри написал на французском и перевёл вслух:

– «В единственном из возможных миров старайся уточнить, не сгусток ли ты постороннего сознания».

Карина забрала деньги и беззвучно удалилась.

Анри повернулся к Данте:

– Итак, разберёмся с тобой, молодой человек. Что сегодня снилось?

– А… Э… Я не помню… Жёлтые птицы, вроде…

– Ты не помнишь свои сны?

– Недолго.

– Сны – это единственное, ради чего мы наполняем день жизни событиями. Ты ходил на разговор к вашему директору?

– Да.

– И что сказал тебе этот неуравновешенный шарлатан, воображающий себя бездарным поэтом и доморощенным психологом?

– Он объяснил мне, что…

– Ага. Как все шарлатаны, он объяснил очевидное, просто сделал это в соответствующем интерьере.

– Не совсем. Он стих прочитал.

– О небе эпизода и шведских девочках?

– Это плохо?

– Для него – да. Девочки – дело подсудное.

– Но мне действительно стало хорошо от беседы с ним.

– Я не буду больше спрашивать тебя ни о чём. С тобой всё ясно.

Анри вздохнул и бросил на Алию многозначительный взгляд:

– Один из общих людских страхов – это боязнь потерять себя. Поэтому люди каждую секунду оглядываются, чтобы убедиться, что они на месте. Метками их местонахождения являются мысли, вера, работа и прочая суета жизни. Даже обсуждение сериала за чашкой кофе – это нащупывание собственного местонахождения. Люди в компании других людей, как слепые поводыри друг другу. Даже если не видят себя, то слепой товарищ подтверждает: «Да, ты на месте. Я тебя ощущаю». У тебя же, Данте, всё ещё хуже. Ты ясно видишь, что потерялся. И тебя это не волновало ровно до тех пор, пока тебе об этом не сказали. Теперь слепцы-поводыри обступили тебя со всех сторон и тянут в разные стороны, убеждая, что вот он – ты. Вот – твоя жизнь, и вот – твои интересы. Ты же настолько не уверен в собственной зрячести, что начинаешь верить им, хотя в глубине мыслей понимаешь – как только слепцы отойдут, ты снова начнёшь шарить в кармане в поисках важного утерянного предмета.