Четверо или пятеро парней, каких обычно нанимают в придорожных гостиницах для переноски паланкинов, стоят вокруг опущенного на землю бамбукового паланкина с закрытым пологом.

Носильщики. Э-э, барышня, выходи!

Из паланкина доносится девичий голос.

Девушка. Да-да, большое спасибо за труды. Уже Канадзава?

Первый носильщик. Правду сказать, до Канадзавы-то еще целый ри… Канадзава – «кана-дзава». «Золотое болото» получается, верно? А ты и сама – такая золотая! Подумай: каково парням твои носилки тащить? Раскалились… Я говорю, ручки у носилок раскалились! Нужен привал!

Второй носильщик. Вот-вот. А раз у нас артель, так уж все приляжем разом! Кстати, тут недалеко есть храм, так сказать, «Обитель наслаждения»! Храм хоть и заброшен и настоятеля нет, но это не беда. Мы барышню на божницу, и… больно уж охота отслужить обедню! А что в этом дурного?

Первый носильщик. Ну, пожалуйте выйти!

Поднимает полог паланкина. Там молоденькая девушка, дрожащая от страха.

Девушка. Так вы говорите, это храм? Это же какое-то заброшенное кладбище… И здесь молиться? И почему вместо священника я? Я не монах…

Первый носильщик. Не умеешь молитвы читать? Ну простота! В наше-то время! Неужели есть еще такие неопытные и недогадливые девицы? Понимаешь, мы все хотим с тобой отслужить одну службу ради райского блаженства. Давай вылезай скорее!

Ее выволакивают из паланкина, она плачет.

Девушка. Здесь темно! Я боюсь! Если вы хотите помолиться, так нельзя ли это сделать без спешки, после того как доставите меня к родным в Канадзаву?

Второй носильщик. Да что ты! Мы не из этих нынешних любострастников: увидят – и обнимать! Это они сразу норовят уложить…

Первый носильщик. Вот-вот. Но тут дело такое – крику больно много бывает… Так что надо скорее, пока кто-нибудь не помешал!

Второй носильщик. Пожалуй, и правда будет крик. Давайте-ка ее скорее в храм. А ну-ка, за руки за ноги!

Четверо хватают дрожащую девушку.

Девушка. Пощадите, прошу! Вы, верно, думаете, что я как раз в таких летах, чтобы тешиться любовью, просто чересчур горда. Оттого-то вы так ко мне жестоки. Но ведь у меня есть жених! Это ради него я дала обет богине Бэнтэн, это за него я молюсь всем богам. Ведь я три года не позволяла мужчинам даже коснуться моей руки, даже с любимым не встречалась наедине, лишь видела его издали… Кого угодно спросите, я верна своему обету: соли не ем, чая не пью… Ради всех святых, не надо силой делать из меня игрушку! Отпустите меня!

Первый носильщик. Послушаешь, слеза прошибает… Стало быть, с виду взрослая, а самой не больше пятнадцати. Цветочек! Может, сорванный; может, нетронутый… Ну, тем заманчивей!

Второй носильщик. Верно, верно! Даже подавальщицы на постоялых дворах с нами неласковы, а тут такая девица подвернулась. Совсем свеженькая, да еще несоленая!

Третий носильщик. В другой раз нам не выпадет такая удача. Тащите ее в храм!

Девушка(она вся сжалась в комочек, от страха у нее стучат зубы). Послушайте, может быть, есть среди вас хоть один добрый человек? Я встану на колени! Кто-нибудь, спасите меня!

Первый носильщик. Нет уж, барышня, тебе становиться на колени ни к чему. Здесь, в чистом поле, никто твоих молитв не услышит. Это мы поклоны будем бить… Положись на нас, мы мигом! Маленько глазки закрой, а потом мы тебя сразу отпустим.

Второй носильщик