Похоже, поумнел я не так сильно, как мне казалось, потому что от рассказов ведьмы начал заходить ум за разум. А попытки неугомонных мыслей тут же приступить к анализу услышанного лишь усугубили неразбериху. Я даже по старой привычке два раза стукнул себя кулаком по голове. Мысли не особо угомонились, но чуток полегче всё же стало. Ладно, обдумаем всё позже, благо новая память ничего не упустит. К тому же ведьма уже замолчала, явно ожидая ответной откровенности.

Ну а что, мне не жалко. Так что я выложил всё как есть, начиная с той странной заварухи, в которой чувствовал себя загнанным зайцем, и заканчивая последующей трансформацией с обновлением. Честно рассказал, что воспоминания залётной души не сохранились, лишь выскакивающая как чёрт из табакерки информация и пугающие своей необычностью слова.

Откровенничал я не потому, что доверял этой ведьме, но так уж сложилось, что она является единственным человеком, с которым можно поговорить о моём новом состоянии. А поговорить очень хотелось. Слова буквально пёрли из меня, и, освободившись от них, я почувствовал необычайное облегчение.

Мой рассказ явно заставил ведьму задуматься. Продолжая размышлять, она жестом предложила мне присесть за тяжёлый дубовый стол. На нём стоял кувшин, из которого хозяйка и налила мне чего-то в большую глиняную кружку.

Я тут же напомнил себе, что не в гостях у родственницы сижу, а за одним столом с ведьмой, поэтому для начала заглянул в кружку, затем понюхал содержимое. Судя по всему, мои действия вывели Виринею из задумчивости и даже немного рассмешили:

– Не бойся, нет там приворотного зелья. Молод ты ещё для меня.

Кровь прилила мне к лицу, и наверняка я сделался похожим на помидор, который пробовал всего пару раз в жизни. Это ещё больше развеселило мою собеседницу.

– Пей уж. Это укрепляющий отвар. Ты мне не соврал, и это хорошо, потому что с вруном я точно не стала бы работать.

Я тут же вычленил ключевое слово, причём сделал это с такой лёгкостью, словно всю жизнь занимался анализом чужих речей. И опять собственные возможности изрядно меня напугали, несмотря на уверения ведьмы. В общем, не удержался и уточнил:

– Виринея Гораздовна, а вы точно знаете, что мной сейчас никто не управляет?

Ведьма на удивление мило и даже как-то по-матерински улыбнулась:

– Точно. Нет в тебе чужой души. – Тут где-то от окна, словно подтверждая слова женщины, прострекотала сорока. – Вот, слышишь, Воруха не даст соврать. В тебе сейчас от чужака лишь остатки духа, которые ты уже успел срастить со своим. А дух человеческий, он всего лишь прокладка между бренным телом и вечной душой. В нём многое хранится. Он сильно влияет на ум и решительность человека, но собственного разумения у него нет. Всё зависит от души. У чужака она была чёрной, а твоя светлая и уже почти отбелила чужой мутный дух. Скоро даже бесогоны не почуют в тебе ничего чуждого.

– Тогда зачем скрывать свой ум? – чуть успокоившись, спросил я.

– Затем, что грамотного бесогона ещё найти нужно. В Пинске такие только проездом бывают. Вот посчитают тебя простые попы одержимым и утопят в реке без всяких проверок, как говорится, от греха подальше.

От подобных перспектив меня всего передёрнуло, и на всякий случай спросил:

– А если бы он всё же вселился, вы смогли бы выгнать чужака из меня? Рассмотреть же его у вас получилось.

– Не у меня. Всё видела Воруха, я смотрела её глазами, – с непонятной для меня печалью покачала головой ведьма. – Случись худшее, ничем помочь бы не смогла. Это вашим христианским бесогонам дозволено изгонять духов из одержимых людей. Наши боги дали своим слугам право занимать понравившиеся им тела, конечно, если силёнок хватит. Так что экзорцизм верующим в старых богов запрещён, и тот, кто нарушит сей запрет, будет жестоко покаран. Да и не умею я такого. Так что считай, тебе очень повезло.