– Когда она постриглась?

– Не знаю.

– Ты не мог не заметить.

Роб пожимает плечами.

– Мы не виделись какое-то время. То есть вы с ней встречались, а на меня она обиделась. Я говорил ей, что не одобряю ее выбор.

– Томаса?

Он вздыхает.

– Она притащила его сюда, я с ним резко поговорил. Он вел себя как полный идиот. Хотя… Ты винила меня в ссоре, и не зря. Мне не стоило… Джо?

Видимо, выпитые за ужином таблетки перестали действовать. Голова стала невыносимо тяжелой. Я откидываюсь на диван, закрываю глаза и шепчу:

– Все наперекосяк.

– Джо! – Роб гладит мое колено с такой силой, что я открываю глаза. – Извини, что не порадовал. Главное, что мы есть друг у друга. У детей все наладится, и у нас тоже.

– Думаешь?

Роб улыбается.

– Конечно! – Наклонившись, он целует меня в щеку. – Обещаю.

Я отодвигаюсь – боль вытесняет из головы все, даже незаданные вопросы. Они подождут. Сейчас я способна лишь с помощью Роба доползти по лестнице до спальни и забраться в постель, прохладным облаком окутывающую тело.

Роб ложится спать позже. Я снова отодвигаюсь – возможно, берегу больную руку; впрочем, в глубине души мне кажется, что я всеми силами стремлюсь быть от него подальше.


Сентябрь прошлого года

– Как работа? Ты довольна? – спрашиваю я у дочери.

Мы сидим в кафе; столик сервирован для чая, но Саша, как всегда, заказала свой любимый горячий шоколад с маршмеллоу. Она наклоняется за длинной ложкой, отбрасывает падающую на глаза волну волос и смотрит на меня, решительно сжав губы. Демонстрирует независимость. Впервые я увидела это выражение лица, когда Саше был год и она училась ходить. Каждое падение вызывало у дочери истерику, но помощь она решительно отвергала: отталкивала мою руку и начинала заново.

– Более-менее, – сдержанно отвечает она и слизывает с губы сливки. – Работа как работа.

– Не для карьеры? – Я наливаю себе свежезаваренный чай. В ситечке остаются крупные тонкие листья.

– Мам, я не знаю. – Саша поднимает брови. – Может, я вообще все брошу и пойду работать в бар. Там больше платят!

Я глажу ее по руке. Кольца у нее на пальцах – по нескольку на каждом – поблескивают на свету из небольшого окошка. Кафе темное, маленькое и дорогое. Даже не знаю, почему мы всегда встречаемся тут; до ее работы отсюда довольно далеко.

– Подожди годик-другой, тогда станет интереснее. Ты сама так говорила. Зато в баре никакой карьеры.

– По-разному бывает. – Саша отпивает шоколад из ложки. – А как папа?

Я отвечаю, что нормально, и невольно задумываюсь, насколько легче Робу было привыкнуть к опустевшему гнезду. Теперь весь образовавшийся вакуум для него заполняет работа. Кроме того, я уделяю ему больше внимания. Он признавался, что как будто переживает второй медовый месяц. Правда, об этом я дочери не сообщаю, представляя ее реакцию.

– А ты? – Саша испытующе смотрит на меня.

– Тоже хорошо. – Я улыбаюсь в ответ. – Без вас с Фином так тихо.

Она спрашивает, как Фин пережил первую неделю – наверняка чувствовал себя не в своей тарелке. Да, отвечаю я, тут они с братом – полная противоположность. Саша обожала учебу, с первых дней с головой погрузилась в студенческую жизнь, обрастая друзьями с легкостью, как значками на рюкзаке. Она до сих пор с ним ходит, хотя я предлагала купить что-нибудь поприличнее. Наверное, рюкзак напоминает ей про учебу и про друзей. Хорошо бы и Фину уметь с такой же легкостью вписываться в новую компанию.

– Я толком не поняла, нравится ему или нет. Ты же знаешь своего брата – все нужно клещами вытаскивать.

– Безобразие! – Саша со звоном опускает ложку в чашку. – Ведь говорила ему, что ты будешь волноваться. Ну почему он не слушает? – Откидываясь в кресле, она перебрасывает через спинку волосы – шелковистые, длиной почти до талии. – И чем ты теперь занимаешься без постоянной уборки в его комнате?