Слипер справилась с ручкой-замком, и они шагнули на площадку этажа.

– У-ху-гу! – ухугукнул в темноту Башкирский Кот и хихикнул.

– Да тихо ты, бусурман! – цыкнула на него Слипер, вздрогнув. – И без тебя стрёмно!

– Кажись, здесь! – Дример указал на крайнюю левую дверь.

– Глядите, а там, за поворотом, ещё есть квартиры! – Загрибука, походив по площадке, увидел, что она заворачивает вправо. Там был длинный коридор, вдоль которого темнели провалы.

– Окно светилось только одно, крайнее, – повернулся к карлику Дример. – И сдаётся мне, в случайные помещения лучше нам не соваться по-любому.

– Мудррро, братец, – промурлыкал Башкирский Кот, подходя неспешно к обитой коричневым дермантином двери.

– Стучи! – бросил Дример Слиперу.

Та кивнула, встала перед дверью, собралась с духом и постучала. Три раза. Тук. Тук. Тук.

Кот быстро стукнул по косяку ещё раз – тук! – и недовольно повернулся к Слиперу:

– Что ж вы, дамочка, без этикету да в заблуд вводите? Нас ведь четверо! Эх вы, молодёжь…

Тишина. Но вот, когда Слипер уже собралась было постучать громче ещё раз, в глубине квартиры что-то бумкнуло, затем шаркнуло. Началось какое-то движение. Затем послышались шаги. Дример и Слипер, не сговариваясь, присели в коленях, инстинктивно вставая в боевую стойку. Загрибука спрятался за ногу Дримера. И даже бесшабашный кот слегка попятился и сузил зрачки. Глазок посреди кожаной черноты осветился светом. Щёлкнул замок. И дверь медленно открылась.

– Уж заждался я вас, дорогие гости!..

А я ведь не писатель, помните? И уже говорил вам это в самом начале книги. Поэтому у меня нет никаких правил, по которым пишутся книги. А значит, буду я в этом самом месте, как и позже в других местах, вставлять в свою книгу рассказы и повести, кои имеют отношение к этому братскому эпосу весьма касательное. Они, словно спутники вокруг планеты, будут вращаться около героев нашего романа, и бросать свои отблески в период темноты. Кстати, как там Ёик?

– Не отвлекайся! – нервно порозовела носом Терюся. – Гони дальше!

Жили-были Масявка и Масюська. Масюкали себе да масявкали, ничего эдакого да такого уж. Токма надобно сразу учитывать в учётной перекиси населения, что и та и ся жили сначала порознь, то бишь отдельно самогулячими единицами бытия. Так вот, можно описать суть истории Масявки, и сразу станет аки Ясный Пень понятна история Масюськи. Они, истории эти, были до крайности схожи во всех детальках. Хочу сказать, что образ жизни их был символично одинаков. И хочу сказать… Да дайте же сказать! Требую слова! Трибуну! Ну хотя бы чаю и тубаретку на приличной кухне. И я продолжу. Вот и славно. Продолжим. Хлюп с блюдечка. А вы что, не пьёте чай с блюдечка?! А зря…

С кого бы начать? С Масявки или с Масюськи? Дхарма-то одна на двоих. Ну, давайте возьмём исключительно для протокола Масявку. Итак, с красной строки. (Кто её красной сделал и за что – невнятно и обидно. Какая-то дура уелапая, как выразилась бы Масявка. И вообще кое у кого на этот красный цвет явный пунктик в дурной садисткой головушке.)

Проживала Масявка (впрочем, как и Масюська, но речь не о ней) в Пургопетрике, который был одним из кривозеркальных отражений города А. Ага. Правильно. Зарубочку на носу сделайте, только не сильно, а то прыщик останется. И отражений кривых вокруг этого самого города А было много вачепто. Но мы об одном тута. Местные жители города Пургопетрика были сумрачные, не словоохотливые, на лицо ужасные и добрые внутри. А иногда и вовсе милы были со всех сторон, но крайне загадочны. В общем и целом, сильно напоминали Дримера и Слипера. Заезжих туристов, или «туриков», как их называли в сложнонародье, было хоть запруду пруди. Все они желали позырить на «город стоячего асфальта». А называли так Пургопетрик за то, что в нём было множество этого дорожного покрытия, то бишь им были уложены улицы, и порою этот самый пресловутый асфальт вставал натурально холкой дыбом, чтобы освободить дорогу кораблям.