– Здаров, брателла! – Слипер хлопнул ладошкой сверху Дримеровскую ладонь. – Мы тут как раз пытаемся выяснить причины конфликта. Суть да дело оказывается в некоей растительности, которую Эники…
Один из Эников молча выудил откуда-то из-за спины пучок лиловой травы и протянул Дримеру. Слипер нахмурился и замолчал.
– Так… – изрёк неопределённо Дример.
– Нет, ребята, всё не так, всё не так, как надо! – затянул Башкирский Кот прилетевший в голову из ниоткуда мотивчик и, недовольно поднявшись, двинулся размять лапы к краю опушки. – Позовите, как надумаете трапезничать! Не обрекайте редкое животное на голодную смерррть!
– Та-а-а-ак… – повторил Дример и прищурил глаза на редкий гербарий. – Что-то я вас не узнаю в дриме.
– Вот и мы не знаем такой! – Эники возмущённо завертели головами друг на друга.
– Ну и? – Дример выразительно поднял бровь.
– Ну, бросили чутка вкуса ради.
– Так… И шо?
– И вот тут-то главная ката-клизма и случилась! Как поели тех пельмешек… Ах, что за пельмешки получились! Румяненькие, душистые, аки урожая третьего дня…
– К делу! – Дример генеральски насупился, и если бы были у него усы, то он крутанул бы их тут же непременно. По-чапаевски. В супе.
– Дык сознанием-то замрачились братья наши Беники сразу!
Слипер, как услышал это, обернулся в поисках кота. Усатый ведь там что-то говорил про Хмарь-Ивановну-Траву.
– Забегали, значится, братья наши по поляне, загутарили по не-здешенски, всё пялились на что-то невидимое, да в жутком возбуждении были. Никого вокруг вообще не замечали. Мы сначала за шаманистом-блокнотником местным собрались бежать, мол, потравился честной народ невиданной заморской снедью, но тут ведь смекнули, что нас самих вроде как и вовсе не берёт!
Слипер с Дримером стояли и оба сосредоточенно чесали в затылках с проступающим удивлением на лице.
– Кхе-кхе, – подал сзади голос Загрибука. – На свете есть множество причин, славящих оболтусов, то есть обуславливающих, я хотел сказать, подобную разницу в сдвиге Точки Сборки Осознания. Генетика, состав крови, наследственность… Вкратце…
– Вкратце, товарррищ, вас мама в детстве не роняла? – вынырнул из невидимости Башкирский Кот и пристально уставился, как допросная лампочка, в глаза одному из Эников.
Загрибука от такого фокуса аж икнул, и в этом кратком «ик!» была смесь восхищения и первобытного ужаса, хоть о коте этом и его скру- и выкру-тасах он был наслышан. И вообще Загрибука наш был не промах, и весьма-а-а-а (именно с множеством «а» на конце) наслышанный.
– Н-не… н-не помню! – промямлил Эник.
– Слухай, Загрибыч, – Дример скрутил листик с мухрой, – скажи мне, ты что-нить такое когда-нить встречал?
– Ну, если рассматривать всю обширность ботаники…
– Загриииибыч, ещё раз: ты что-нить…
– Нет!
– Так я и думал.
Эники тем временем сняли котелок с огня и наплюхали в миску Башкирскому Коту полкило рыбных вареников. Тот театрально закатил глаза, ставшие фиолетовыми, обнял миску и… пропал. И только вареники с тихим плеском стали вылетать из миски и исчезать прямо в воздухе.
Слипер морщил мозг, уткнувшись взглядом в новообретённую Эниками траву, но, почуяв образовавшуюся «рекламную паузу» в звуковом фоне, очнулся, оглядел собравшихся и остановился на Дримере. Тот, в свою очередь, задумчиво смотрел на него.
– Что? – Слипер пожал плечами. – Нет, даже не смотри на меня так. Я такой не видывал и не пробовал.
– Ну, ты всякого разного… – Дример прищурил глаз на братца.
– Разного – да. Всякого – бывало. И всё ради новых открытий и возможностей! Как там, Загрибыч? Подскажи.
– Ради расширения сознания, – подсказал Загрибука, – что ведёт к новым горизонтам понимания жизни путём тщательного анализа собственных, называемых так невеждами, галлюцинаций. Галлюцинаций, порождаемых исключительно изменением частоты вибраций энергии индивидуума, который в жизни-то своей, по сути, окромя этих самых галлюцинаций ничего никогда и не наблюдал. Ибо сама жизнь есть не что иное, как поток галлюцинирующего сознания, текущего сквозь океан ополоумевшей от завихрений энергии. Дзогчен по этому поводу высказывается весьма вкратце…