– Не понял.

– Что на момент приступа было у вас на уме?

Пациент обмяк. Плечи его сдулись, лицо приняло озабоченное выражение, а взгляд сделался влажным, наполнившись сосредоточенной тревогой.

– Я читал теоретические труды по точке и линии на плоскости. Немного выпил.

– И потом вам сделалось не по себе? Подскочил пульс? Вы почувствовали страх?

– Нет. Я услышал, как соседка сверху пожелала добрых снов своему ребёнку. Знаете, ночью через тонкие стены слышен каждый шорох. Потом этот же голос начал игриво перекликаться с мужским, затем послышался щелчок выключателя и настала абсолютная тишина. Я вроде как ощутил тишину в полной мере; почувствовал собственной шкурой одиночество во вселенной. Это, знаете, когда рано утром нужно в аэропорт. Выходишь в темноту, а вокруг ни единой души. Ничего ужасного, но когда ты одинок в родных стенах, то в какой-то момент становится не по себе. Мозг сразу как дурак начинает цепляться за воспоминания, в которых у него была компания в виде другого мозга, сидящего в другом куске мяса, да ещё и обтянутого красивой кожей.

Вот и получилось, что одно к другому начало цепляться. Помню только отупляющую ярость, полное поглощение ею. Как я отдался этой коварной внутренней стихии, перестав сдерживать её на привязи, иначе просто нет мочи! А к приезду ваших спецов я уже лежал обессиленный. Конец. Finita la commedia.

– А вы не боитесь, что вас может переклинить посреди толпы?

– Не думаю. Скромность не позволит. Знаете тех самых застенчивых детей? Вот я и есть такой ребёнок, просто в теле взрослого мужика. Так что нет, не думаю.

– Вы предлагаете мне в очередной раз проставить вам капельницу с витаминами, поговорить два часа, после чего уверовать в вашу ложь о том, что всё будет хорошо?

– Если честно, то не знаю, доктор. Я действительно запутался в своих чувствах, не понимаю себя. Нет. Умом всё понимаю, но есть внутри силы, которые не подчиняются логике. Но в свою защиту хочу сказать, сумасшедшим себя не считаю. Так что, если вы надумаете отправить меня в дурку, то знайте, что отправите невинного человека! Будет ли ваша совесть чиста?

– У вас очень примитивное отношение к психиатрическим диспансерам. В какой-то степени ваше мнение можно считать отчасти оскорбительным.

– Просто стилизация образов. Понятное дело, я не… ну, вы поняли. Разговор у нас немного не клеится, да?

– Есть такое.

– Вы меня не отпустите?

– Послушайте, я не собираюсь применять радикальные меры, Рафаэль – я вас знаю. Вы хороший человек. Но закрывать в очередной раз глаза нельзя, понимаете? Вы опасны в первую очередь для самого себя. Сегодня уродуете окружающие личные вещи, а завтра себя. Вы встали на страшный путь саморазрушения.

– Любой родившийся человек обречен на такой путь.

– Ой, давайте без философии, пожалуйста. Вы меня поняли.

– Понял.

– Ну вот.

Разговор действительно сформировался крайне неконструктивный, хоть и имел зачатки фактического направления. Доктор Саба нравился почти всем пациентам из-за своей «понятной» речи. Он старался максимально отбросить профессиональный лексикон, оставив его для документации, коллег и собственных выводов в пользу лучшего контакта с пациентами. Но сейчас такой разговор, как заметил ранее Рафаэль, действительно не собирался в стройный ряд.

– Так что вы предлагаете? Лечь в диспансер?

– Нет, не совсем. Но если вы решили так скоро подводить черту нашей беседы, то я заранее подготовил вариант, который, как мне кажется, отлично подойдёт для вашего недуга.

– Звучит интригующе!

– И тут вы будете совершенно правы.

– Да неужели?

– Ещё как. И поверьте, моя совесть за принятое решение останется чиста. Скажу больше, если вы согласитесь (а я надеюсь на ваше благоразумие), то я буду даже немного гордиться собой за то, что смог для вас достать этот «золотой билет».