– А ведь мой отец еще до Великой Миграции из Заречья был лучшим кожевником во всем королевстве. Сам царь Фарелл, да простит его Единый, брал у него заказы. Стеганки, броню, наручи… чего он только ему ни делал! И всему этому научил меня! И ведь не было тогда этих машин, ну как, были, конечно, но не так сильно мешали… и жили мы… – Он снова тяжело выдохнул. – Жаль, что все так сложилось…

Найяту лишь урывками слышал, что нииты прибыли сюда, в Ксахко, спасаясь от ужасного бедствия. Какого именно – он не имел понятия, и, честно говоря, не желал знать, поскольку это было ему совершенно безразлично. Сейчас его волновало одно – деньги.

– Господин Ладмер, близится сбор дани…

– Да, Найяту, я знаю. Мне тоже предстоит бросить немалую долю кровно заработанных деньжат в казну нашего горе царя. И если ты думаешь, что этот мирный договор с райданцами улучшит наше положение и платить мы станем меньше – даже не рассчитывай. Уверен, Делан уже заплатил им кучу золотых, чтобы выкупить своего сынишку и откупится от их нападений на торговые суда со смолой, плывущих на юг, к алрамийцам. Помяни мое слово, из этого союза с райданцами ничего хорошего не выйдет и такие простые люди, как мы с тобой, еще долго будут расплачиваться за ошибки Делана. Кстати, ты слышал, как теперь величают нашего любимого царя?

Найяту покачал головой.

– Делан Жалкий, – прошептал Ладмер. – Как по мне, прозвище что ни на есть подходящее.

Ладмер нагнулся под прилавок. Раздался звон монет, и на столе перед Найяту оказались три серебряные кроны – крошечная часть от всей той суммы, что ему предстояло выплатить сборщикам дани в качестве долга. На мгновение он потерял опору под ногами. В висках запульсировало от нахлынувшей боли.

– Прости, Найяту, я знаю, что это очень мало. Но это все, что я могу дать тебе.

Не сказав ни слова, Найяту сгреб ладонью монеты и положил их в карман накидки.

– Спасибо, господин, – с трудом выдавил он из себя и направился к выходу.

– Это твоя супруга сшила?

Найяту медленно развернулся и увидел, как Ладмер указывает на пончо, надетое на нем. В ответ он медленно кивнул.

– Овечья шкура? – поинтересовался кожевник.

Найяту снова кивнул.

– Прекрасное пончо. Я хочу купить его у тебя, что скажешь? – Ладмер положил на стол одну серебряную монету, заставив Найяту улыбнуться.

– При все уважении к вам, господин, но я не могу его продать.

– Почему? —Ниит посмотрел в недоумении.

– Потому что это ее подарок.

– А если бы я тебе предложил десять золотых?

– Хоть сотню, господин. Добровольно я никогда не отдам вам подарок, сделанный мне женой.

Ладмер засмеялся, слегка ударив по столу.

– Настырный же вы народ! Слишком уж правильные… Это вас погубит, помяни мое слово! В мире, где правят силуиты, нет места честности. Тут кругом все норовят друг друга ободрать и ограбить. – Ладмер произнес это так, словно и сам когда-то имел дело с подобным. – Ну хорошо, мой друг, так и быть!

Найяту недоумевающе посмотрел на Ладмера, чье полноватое лицо засияло от улыбки. Пальцем он поманил его к прилавку, приглашая для личной беседы.

– Вот что, на следующей неделе я уезжаю навестить брата в Сторград. Женится он, уже в четвертый раз! Бедная его жена, если б она только знала, что за нерадивый у меня братец… Ни на что не годный субъект, но женщин всегда мог очаровать. Никогда не понимал, что такого они в нем находят! Короче, о чем это я, меня не будет с неделю, а лавку без присмотра оставлять боюсь. Сам знаешь, времена сейчас какие… спасибо нашему Жалкому. Я давеча думал поручить это дело моему кузену, да только он все не просыхает. Кажется, будто сидр пьет и им же закусывает. Боюсь, напортачит… Сам ворам дверь откроет. Короче, чего я все вокруг да около хожу! Найяту, мой дорогой друг, мог бы ты приглядеть за лавкой? Разумеется, не бесплатно!