Думать так, глядя на беснующуюся после прошедшего поединка толпу, кажется очень приятно и успокаивающе. Я, прямо расслабился, пока меня не выпихнули на помост и глашатай не проорал о чем то, представляя участников следующего поединка.

– О чем он говорит? – толкнул я локтем здорового мужика с ведром и полотенцем на плече, вроде, как моего секунданта.

Полотенце все в подозрительных разводах и пятнах.

– Бой будет до смерти, готовься драться за свою жизнь! – крикнул он мне на ухо, начиная снимать с меня кожаную куртку, рубаху и требуя у кого-то из конвоиров вернуть мой пояс.

Пояс вернули, конечно без всех кошелей и я подвязал им спадающие порты, оставшись голым по пояс. Мою одежду секундант, если его можно назвать так, прибрал к себе, кинув в стоящую рядом корзину.

– За кого я дерусь? – теперь мне захотелось прояснить и этот вопрос, по высказываниям зрителей стало понятно, что это не последней важности вопрос в этом городе.

– За кодлу Промеса, – мне это название ни о чем не говорит, но теперь я хоть знаю, кому отдали в залог мою жизнь.

– Разминаться будешь? – крикнул сквозь страшный шум секундант и я кивнул головой.

Он выхватил откуда-то бронзовый колокольчик, довольно крупный и неистово затряс им, выдавая больше треск, чем звон, толпа вокруг недовольно зашумела.

– Нечего ныть, положена разминка бойцу, так что ждите! – рявкнул мой помощник, не смущаясь ничуть на недовольство зрителей и вытолкнул меня вперед, – Начинай! Разминайся!

И я принялся делать разогревающие движения.

Мой соперник, парень с уголовной рожей, ничего такого делать не стал, только угрюмо следит за мной многообещающим взглядом, сидя на корточках и ждет, пока я перестану заниматься ерундой.

– Ну, не ерунда это, скоро сам убедишься, – подумал я.

Я осмотрелся кругом, ареной для боя на жизнь и смерть оказалась площадка с дощатым полом, где-то шесть на шесть метров с легким ограждением на уровне пояса, чтобы зрители, активно орущие и толкающие друг друга, не мешали бойцам. Выше человеческого роста нависают трибуны, так же забитые народом с трех сторон, с четвертой установлена трибуна для чистой публики, занятая наполовину похоже местными аристократами и их семьями.

– Да, жестокий век, реально – жестокие нравы, – пробормотал я, переставая размахивать руками и поворачиваясь к своему сопернику.

Только два часа назад я готовился въезжать в чертов город, будучи полноправным членом охраны каравана и вот суровая судьба бросила меня биться за свою жизнь на ристалище, среди абсолютно чужих и непонятных мне людей.

Соперник оказался мне по плечо, тощий и жилистый, еще видимо – достаточно опытный в убийстве людей, все же лет двадцать – двадцать пять ему внешне, прошел огромную школу жизни в бандитских разборках.

За что его выставили биться насмерть за свою жизнь, я не знаю, наверно, чем-то рассердил своих Старших в кодле, причем, очень серьезно рассердил.

Впрочем, это не важно, от соперника я могу ожидать много жестоких и подлых приемов, выученных им в своей жизни и подсмотренных у других местных мастеров.

– Какие правила? – успел спросить я у своего помощника.

– Никаких, просто убей его, – ухмыльнулся тот беззубым ртом.

Громко ударил колокол в ознаменование начала схватки до смерти одного из бойцов, и мой соперник прямо прыгнул на меня, норовя ударами ниже пояса выбить из меня дух. Я пока сталкиваю его ноги в сторону, поджидая момент для основательного удара, но парень выкладывается по полной, вообще не снижая оборотов. Понимает, что инициатива в нанесении ударов рано или поздно скажется и количество перейдет в качество, не дает без ощутимых потерь выйти на ближнюю дистанцию, поэтому я жду, когда его запал иссякнет и он немного замедлится.