– Куда прикажете везти? – жалобно спросил Тимошка.

– В полк, – подумав, сказал Андрей. – Поищем следов Афанасия. Нас так мало, так мало…

Да, сам себе возразил он, нас мало, но у нас есть преимущество: мусью Аноним и в страшном сне бы не увидел, что ему объявил войну слепой человек, имеющий троих подчиненных: старого дядьку, молодого кучера и незадачливого вора.

Трое – и тот, кто направляет их. Им нужно найти ту невесту, которую хотел запугать мусью Аноним; им нужно выследить мусью Анонима через фальшивые письма графини Венецкой; им нужно установить слежку за подозрительным доктором Граве; им нужно восстановить Машину репутацию! С одной стороны – невозможно, с другой – в человеческих силах.

Не доезжая слободы Измайловского полка, Еремей покинул возок, велев ждать его в укромном переулке, уткнувшемся в Фонтанку, и пошел на разведку.

У него было множество старых приятелей, таких же дядек, ушедших на службу с питомцами, освоивших ремесло денщика, и в Троицкой церкви его знали все псаломщики, дьяконы и даже просвирни. Идя от одного к другому, Еремей набрел на человека, рассказавшего, что после смерти Акиньшина видел Афанасия с одноглазым мужиком у Гостиного двора, и мужик был явно из гостинодворских – стоял на углу с Афанасием в длинном русском кафтане и с непокрытой головой, как будто выскочил на минутку.

Поехали к Гостиному двору, Еремей снова оставил барина в возке и пустился расспрашивать сидельцев в лавках. Прошел он вдоль всей Суконной линии, свернул в Большую Суровскую и ее прошагал, задавая вопросы купцам с сидельцами, но лишь в Малой Суровской набрел на одноглазого мужика, втаскивавшего в лавку корзину с крымским вином.

Едва услышав имя Афанасия, мужик поставил корзину, поманил за собой Еремея, втолкнул его в каморку за лавкой, уставленную пыльными мешками, неожиданно повалил и сел ему на грудь с удивительной ловкостью. В горло Еремею уткнулся нож.

– Говори живо, на что тебе Афанасий? – спросил одноглазый. – Пикнешь – тут тебе и карачун.

Еремей, не привыкший к такому обхождению, онемел.

– Ну? Иль ты говорить разучился? Кто ты таков? Кто тебя за Афанасием послал? Дедка? Ну? Точно – Дедка. А шиш ему! Коли помнишь какую молитовку – молись, сволочь.

Еремей открыл было рот – и в рот тут же въехала грязная меховая рукавица. Одноглазый дважды свистнул.

Оказалось, в недрах Гостиного двора имеется целое царство, над которым власть государыни не распространяется. Выскочил из-за мешков человек, вдвоем вздернули Еремея на ноги, накинули мешок на голову. И потащили, пропихивая между штабелями каких-то загадочных товаров, по узким ущельям, и еще под зад коленом поддавали.

Еремей ничего не понимал и сперва влекся, куда гнали, а потом на него злоба напала. Он, крепкий мужик, в теле, хорошо выкормленный, испугался непонятно кого. Ножа у горла более не было, а кабы и был – неужто Еремей так не сожмет злодееву руку, что кровь из-под ногтей брызнет?

Он резко развернулся и ударил незнамо куда. Человек, пихавший Еремея сзади, уклонился, и кулак попал в мешок, крайний в ряду второго яруса. Мешок слетел со своего места, Еремеев кулак потащил хозяина за собой, и Еремей, споткнувшись, оперся о мешочную стену. Тут-то и началось…

Полминуты спустя под мягкими мешками с курагой, черносливом и прочим южным добром барахтались все трое: Еремей, одноглазый мужик и его помощник. Барахтались они молча – и это Еремея обнадежило: стало быть, кого-то эти налетчики тут боятся, коли голоса не подают! Слышался лишь кое-как сдерживаемый чих.

Наконец Еремей избавился от надетого на голову грязного мешка и обнаружил себя в полных потемках. Куда ползти – он не понимал, двинулся наугад, уперся в стенку. Это было уже кое-что – перемещаясь вдоль стенки, можно найти хоть какую дверь.