– Сейчас и ты последних лишишься!

– Будет вам! – властно сказал Андрей. – Не вышло из тебя купидона. Так вот – ступай к своим товарищам и объяви, что у тебя есть письма на продажу.

– Спросят, отколе письма взялись, а я? – задал разумный вопрос Фофаня.

– Скажешь – унес-де шкатулку или укладку, а там двойное дно, и письма лежали… Спросят, как догадался, что письма графинины? Так, шкатулку ты унес у отставного офицера, о котором шла молва, что в молодые годы был графининым любовником, и сам он этим похвалялся. А поскольку никто уже не вспомнит, с кем она путалась четверть века назад, смело называй его Ивановым или Петровым… Повтори, что я сказал.

– Письма, – ответил Фофаня, – которые графиня Венецкая отцу своего дитяти пишет. Спрашивает, к доброй ли кормилице определили да каково растет. И каким именем окрестили. И еще – сколько денег на содержание посылает.

– Царь небесный… – прошептал Еремей. Он подозревал в воре сочинительские дарования, но не столь стремительные.

– Ого! Да у тебя талант! – обрадовался Андрей. – Ты комедии писать не пробовал?

– Так я их и видел-то всего-то раза два, да в галерее ничего разобрать не мог. Внизу публика так шумела – я через три слова четвертое слышал.

– Справишься с поручением – куплю тебе билет в партер, – пообещал Андрей. – Принарядим тебя, букли загнем – и пойдешь, как приличный кавалер.

– Кавалер-то кавалер – а на что я похож?! – трагически вопросил Фофаня. – Хуже нищего на паперти!

– Дай ему, дяденька, два рубля на все про все, – велел Андрей. – Пропьет – ему же хуже. Купи, Фофаня, валяные сапоги, шапчонку, тулупчик старый. Тимоша довезет тебя до Сенного рынка, а там, я знаю, как раз ношеное краденое недорого купить можно. Трех дней тебе на все хватит?

– Может, и хватит.

– Ну так собирайся в дорогу. Кроме розыска покупателя, загляни в Измайловский полк – поищи Афанасия, денщика покойного господина Акиньшина. Коли найдешь – условься с ним, чтобы сюда с тобой приехал. Да знай – преподобный Феофан тебя с небес повсюду углядит.

Сарай без крыши поставили по указаниям Андрея в таком месте, что никто бы не подобрался незаметно. Пока с ним возились – стемнело и вернулся с Сенного рынка и Тимошка. Он привез провиант. Про Фофаню рассказал, что тот у рынка выскочил из возка и сгинул.

– Ох, обманет, – проворчал Еремей.

– Сие было бы некстати, – отвечал занятый пистолетами питомец.

Внутри сарая по стенам Тимошка натянул веревки, наподобие сети, и подвесил всякую дребедень – пустые бутылки, железки, старые пуговицы. Человек посторонний, увидев убранство сарая, решил бы, что пора запирать хозяина в бешеный дом. Посередке поставили стол – доски на козлах, на стол положили заряженные пистолеты. Некоторое время потратили на то, чтобы заставить веревочную механику работать безупречно.

Наконец Андрей взялся за дело. Он стоял у стола с пистолетами, а под столом сидел Тимошка, заведующий веревочными концами. Тимошка дергал их поочередно, и то на одной, то на другой стене, то вверху, то внизу звякало либо стукало. Андрей, схватив пистолет, резко поворачивался и палил на звук.

Сперва успехи были весьма скромные – если не считать достижением, что за три часа Андрей сделал девяносто выстрелов и перемазался в пороховой копоти хуже арапа. Еремей, придя убедиться, что питомец не оглох, с некоторым злорадством доложил, что этак весь свинец пропадет за три-четыре дня. Мол, если отлить пули из десяти фунтов свинца, расстрелять их, потом собрать и расплавить заново, то непонятным образом свинца окажется примерно девять фунтов.

– Что же делать? – спросил Андрей. – Пуль-то мне много надобно…