— Валя, подожди! – она даже не повернулась.

С сестрой было тяжело. Пубертатный период явно затянулся. Уже почти восемнадцать, а мы никак не могли найти с ней общий язык. Вале нравился свободный образ жизни, никакие доводы она слушать не хотела. Красивая девчонка, но вела себя, как мальчишка. Когда Валя обрезала шикарные волосы, у мамы чуть инфаркт не случился. Потом она отказывалась идти сдавать ЕГЭ, еле-еле ее уговорили. И ведь сдала, даже балы хорошие набрала. А теперь вновь мы пытаемся уговорить ее пойти учиться в университет. Не хочет! Доводы глупые приводит. Пропадает целыми днями с друзьями. Прыгает с крыш, катается на скейтборде, гоняет на чужих машинах. Восемнадцати лет Вале еще нет, прав на вождение тоже не имеет, а за руль садится.

Я и забыла, что разговаривала с мамой. Посмотрела на экран телефона. Вызов она сбросила. Увидела я родительницу, когда она подошла ко мне очень близко. Может, я её и раньше разглядела бы, если бы она была с коляской…

— А где Маша? – спросила маму.

— Мама, ты почему молчишь? – я чувствовала, как сердце хаотично стучит в груди.

— Ты почему не в больнице? – грубый тон мамы только подтверждал мои догадки – что-то случилось с Машей.

— Где Маша, я тебя спрашиваю?! – я перестала себя контролировать, повысила голос. – Ты почему молчишь?!

— Дома поговорим! – она обошла меня и быстро устремилась к подъезду. Я бежала за ней и кричала: — Где моя дочь?

— Не привлекай внимание! — мама заметно нервничала. Она не стала ждать лифт, влетела на нужный этаж. Мои ноги подкашивались, в голове шумела кровь, я задыхалась. Что-то случилось с моей дочкой, а от меня это скрывали. Я так жалела, что оставила ее! Эмоции глушили сознание. Слезы застилали глаза, я почти ничего не видела.

— Где Маша?! – закричала я, как только мы вошли в квартиру. – Куда вы дели мою дочь?! – я забежала в свою комнату, кроватка была пуста. Я подняла ее распашонку и прижала к груди.

— Поля, не кричи, тебе нельзя волноваться. С Машей все хорошо, – на секунду появившаяся надежда угасла, как только я подняла взгляд на маму. Она виновато опустила голову и негромко добавила: — Маша у отца, – ноги перестали меня держать, подогнулись, и я опустилась на пол.

Герман знает о дочери…

— Зачем?! Зачем, я спрашиваю тебя?! – кричала я рыдая. – Как ты могла?! – мама упала передо мной на колени.

— Так надо было! С отцом ей ничего не грозит. Ты же сама говорила, что он хороший человек, – она попыталась меня обнять, но я оттолкнула ее руки.

— Если тебе было тяжело, почему ты не сказала мне? Я бы ушла из больницы!

«Нужно позвонить Герману и попросить вернуть мне Машу? — раненой птицей эта мысль билась в голове. — А если он откажет?.. Я умру!».

— Тебе нужно лечиться! – повысила и она голос. – На обследования и лекарства нужны деньги! Деньги, которых у нас нет!

— Ты поменяла Машу на деньги? Мама, ты взяла у Германа деньги?! – упрямо поджав губы, она молчала. – Отвечай! – у меня такое ощущение, что я проваливаюсь в черную бездну, а спасения нет. Никогда в жизни я не испытывала такой душевной боли.

— Да, – это прозвучало, как приговор.

— Сколько?.. Сколько ты взяла? Ему надо их срочно вернуть! – я уже стояла на ногах. Комкая в руках распашонку, требовательно произнесла: — Отдай мне деньги, я поеду и заберу Машу!

— Один миллион рублей. Твой Герман сказал, чтобы мы к его дому не приближались, – вымолвила мама и заплакала. Стало действительно страшно. Я хорошо смогла узнать этого мужчину. Он был добрым, внимательным, заботливым, любящим, но в то же время очень жестким с посторонними. Как он расценил этот поступок, остается только догадываться. Получается, я скрыла от него рождение дочери, а потом ее продала. Продала свою малышку… Я закричала от боли. Мама ладонью закрыла мне рот и стала обнимать.