Альберт Витальевич еще не успел решить, как ему реагировать на это беспрецедентное заявление, а Лера уже встала, грациозно потянулась и направилась к дверям.

– Пойду проверю, как там ужин, – сказала она. – Не скучайте, мальчики.

Юрген поспешно вскочил, едва не опрокинув стол, и склонился в полупоклоне, прижав к сердцу растопыренную пятерню, блестя очками и расточая извинения. На Леру он не смотрел, а прямо-таки пялился. В какой-нибудь Америке за один такой взгляд на него непременно подали бы в суд, как на сексуального маньяка. Что ж, очень может быть, что катить бочки на Леру он начал именно по причине неразделенной, так сказать, любви – получил от ворот поворот и решил, недотыкомка этакий, отомстить в меру своих сил и возможностей…

Альберт Витальевич подниматься не стал, а просто, поймав проходящую мимо Леру за руку, на мгновение прижался губами к теплой узкой ладони.

– Ну, – угрюмо сказал он, когда женщина вышла, – что это еще за новости? Опять будешь мне сказочки про Шемаханскую царицу рассказывать?

– Я хочу, чтобы вы взглянули сюда, – заявил Юрген, усаживаясь и выкапывая из груды бумаг на столе какой-то лист, на взгляд Альберта Витальевича ничем не отличавшийся от всех прочих. Было на нем несколько пересекающихся окружностей, пропасть жирных точек, соединенных между собой прямыми линиями, и уйма каких-то формул, нацарапанных корявым почерком Юргена. Половина формул была написана черным, а вторая – почему-то красным. – Я составил уточненную космограмму, – продолжал Эрнст, мягко, но настойчиво подсовывая лист Жуковицкому, – основываясь на последних полученных данных. Вот, взгляните, пожалуйста, сюда…

– Да не стану я никуда глядеть! – возмутился Альберт Витальевич, отталкивая лист. – Все равно в твоих каракулях черт ногу сломит. Ну, что ты мне суешь? Я же в этих закорючках ни черта не понимаю! Сколько раз тебя просить: объясни простыми словами, что тут у тебя к чему! А не можешь сказать по-человечески, так и не пудри тогда мозги…

Юрген надулся – ну, ей-богу, как маленький! – и придвинул помявшийся с краю лист к себе.

– По-человечески… – разглаживая мятую бумажку ладонью, повторил он с такой интонацией, словно впервые слышал это выражение и не совсем понял, что оно означает. – Простыми словами… Что ж, тогда я буду краток: вы в большой опасности.

– Эка невидаль, – хладнокровно произнес Жуковицкий. – Я всегда в опасности. В полной безопасности только покойники, а мне до этого состояния еще очень далеко!

– Гораздо ближе, чем вы думаете, – сказал астролог.

Альберт Витальевич опешил.

– Ты чего, звездочет, белены объелся? С чего ты это взял?

Юрген вооружился шариковой ручкой с явным намерением пуститься в объяснения.

– Вот, посмотрите…

– По-русски, – коротко напомнил Жуковицкий, и астролог с видимым сожалением оставил космограмму в покое. – Давай, выкладывай, что тебе твои звезды нашептали и, главное, при чем здесь Лера. Что-то ты, Эрнст Карлович, в последнее время на нее наезжаешь. С чего бы это, а?

– Мои расчеты уже на протяжении месяца указывают на угрозу, исходящую со стороны Валерии Алексеевны, – пропустив шпильку мимо ушей, сказал Юрген.

– Говно твои расчеты, – немедленно перебил его Жуковицкий. – Не поверю, чтобы Лера…

– Я не сказал, что угроза исходит от Валерии Алексеевны, – твердо возразил Юрген, – я сказал: с ее стороны.

– Не вижу разницы, – проворчал Альберт Витальевич.

– Тем не менее она существует. Валерия Алексеевна не имеет против вас умысла, как не имеет его яма, в которой вы рискуете сломать ногу, или готовящийся свалиться вам на голову кирпич. И даже не сам кирпич, а крыша, на краю которой он лежит…