– Послушайте, необязательно затягивать интригу, – перебил Морган, делая еще глоток виски. – До чего они договорились?

– Йа не знаю точно до чего. Но йа пожалел старого краба. Ладно, давайте уже играть в города.

Игра шла мучительно, но во многих смыслах бодрила. По мере того как уровень виски в бутылке понижался, Уоррен с капитаном затевали все более долгие и ожесточенные споры. Потому что капитан, когда наступала его очередь называть населенный пункт, вечно выискивал какой-нибудь Йморгеникенбург или Скуф, уверяя, что это в Норвегии. Уоррен гневно высказывал сомнения в его правдивости. Тогда капитан заявлял, что у него там живет тетушка. Поскольку это нельзя было считать доказательством prima facie[6], он принимался излагать длинный и запутанный анекдот о своей родственнице, по дороге приплетая истории об остальных членах семьи, какие приходили ему на ум. Часы Моргана тикали, всякая жизнь на судне постепенно затихла, потонув в ревущей ночи, а они все слушали и слушали о брате капитана Августе, его кузене Оле, племяннице Гретте и дедушке, который служил церковным старостой. В главном коридоре время от времени звучали шаги, однако никто ни разу не свернул в боковой проход. В каюте становилось душно…

– Мне… мне кажется, он вряд ли придет, – прошептала Пегги, первый раз за все время возвращаясь к теме. В ее словах угадывалась смутная надежда.

– Здесь жарче, чем в аду, – пробурчал Уоррен. Стаканы с графином слабо звякнули на полке, соглашаясь. – В любом случае мне надоело играть. Кажется…

– Тише! – перебил Морган.

Он кое-как поднялся с пола, держась за край койки. Они все почувствовали это: ужасный сквозняк, который пронесся по коридору, громыхая крючками на дверях, – а потом рев бушующего океана сделался громче. Дверь на палубу D распахнулась.

И не закрылась. Теперь уже все вскочили на ноги, дожидаясь, пока дверь зашипит сжатым воздухом из клапана и хлопнет, вставая на место. Двери на лайнере были тяжелые, и в ветреную погоду приходилось проскакивать быстро. Однако уже нескончаемо долго что-то, похоже, удерживало дверь в полуоткрытом положении, и сквозняк не утихал. «Королева Виктория» взмыла на волне, устремилась вниз, заваливаясь в долгом падении на правый борт, а дверь так и оставалась открытой. Было невозможно различить какие-либо другие звуки за безумным скрипом всего судна, однако у Моргана возникло жутковатое ощущение, что дверь не закрывается, потому что не может, потому что кто-то застрял там, угодил в ловушку и страдает от боли, зажатый между черным морем снаружи и уютным безопасным теплом внутри.

До них донесся стон. Слабый голос в коридоре вроде бы бормотал что-то, бормотал, тоненько повторяя одно и то же.

– Уоррен! – услышали они. И еще раз: – Уоррен… – После чего голос затих от боли.

Морган едва не врезался головой в гардероб, пока пытался непослушными пальцами снять с двери крючок. Он распрямился, протиснулся наружу и позвал Вальвика за собой.

Там явно что-то застряло. Что-то небольшое и изломанное лежало между рамой и тяжелой хлопающей дверью – женщина, которая упала головой вперед, зацепившись за шестидюймовый порог. Она была без шляпы, и ее растрепанные каштановые волосы, упавшие на одно плечо, бешено трепал сквозняк. Лица не было видно. Ее руки, торчавшие из рукавов зеленого пальто, отделанного мехом, слабо ощупывали пол, пальцы двигались так, словно она играла на фортепьяно, и это было жутко. Голова и все тело перекатывались из стороны в сторону в такт качке. И с каждым новым движением по прорезиненному покрытию коридора все дальше растекалась тонкая струйка крови.