– Н-но минуту н-назад ты говорил, что есть н-некая высшая истина. Иногда т-ты относишься к ней как к т-тайне. Т-ты п-противоречишь себе.
Энтони расхохотался.
– Это и есть одно из достоинств свободы. Кроме того, – прибавил он уже серьезно, – есть разница, как мы выяснили, между логикой и эмпирикой. Всем известная истина есть то, что познано посредством практики. Необходимы два разных термина.
– Т-тебе уд-дается в‑выкрутиться из чего угодно.
– Не из чего угодно, – настаивал Энтони. – Вот это будет всегда. – И он указал на книги. – Вечное познание. Тернистый путь познания, потому что постижение, несомненно, заводит в тюрьму. Но я хочу вечно оставаться в этой тюрьме.
– В-вечно? – вопросил Брайан.
– А почему нет?
– С-слишком большая р-роскошь.
– Ни в коем случае. Это значит забыть об удовольствиях и пахать как вол.
– Ч-что само п-по себе приятно.
– Несомненно. Но кто сказал, что нельзя получать удовольствие от работы?
Брайан тряхнул головой.
– Н-не совсем то, – проговорил он. – Нельзя злоупотреблять своими привилегиями.
– Моя привилегия не слишком велика, – произнес Энтони. – Около шести фунтов в неделю, – добавил он, имея в виду наследство, полученное от матери.
– П-плюс в‑все остальное.
– Что остальное?
– Удач-ча, что тебе нравится все это. – Он протянул руку и коснулся тома Бейля. – Кроме т-того, у тебя есть все твои дар-рования.
– Не могу же я нарочно поглупеть, – возразил Энтони. – И ты не можешь.
– Н-нет, но мы должны использовать то, что у н-нас есть, для чего-то другого.
– И для чего мы совершенно непригодны, – саркастически заметил Энтони.
Не обратив внимания на насмешку, Брайан продолжал со все возрастающей, от сердца идущей страстностью:
– Мы должны использовать с-свой дар для чего-т-то иного хотя бы в виде благодарности, – горячо проговорил Брайан, сохраняя искреннюю серьезность.
– Благодарности за что?
– З-за т-то, ч-что нам отпущено свыше. Д-для н-начала з-за д-деньги. За знания, за вкус, за способность т-т-т… – Не сумев выговорить слово «творить», Брайан заменил его более удобным «делать дело». – Б-быть ученым или художником – эт-то значит добиваться личного спасения. Н-но в‑ведь этот талант принадлежит и Царству Божию. Н-надо ж-ждать, ч-чтоб-бы б-быть п-понятым.
– Фабианцами? – спросил Энтони с нарочитым простодушием.
– И им-ми-и тоже. – Молодые люди замолчали, пауза затянулась на полминуты. «Должен ли я это высказать? – подумал Брайан. – Должен ли я сказать это ему?» Вдруг все дамбы, сдерживавшие страстность и искренность Брайана, рухнули.
– Я решил, – заговорил он, и пафос его слов был так силен, что Брайан, сам того не сознавая, вскочил на ноги и начал мерить энергичными шагами комнату Энтони. – Я решил, что б-буду заниматься ф-философией, л-литературой и историей до тридцати, а потом п-перейду к делам более прям-мым.
– Прямым? – переспросил Энтони. – В каком смысле?
– В смысле обращения непосредственно к л-людям. В смысле п-постижения Царства Б-бо-жия… – Сила страсти Брайана была так велика, что он лишился дара речи.
Слушая Брайана, глядя в его строгое и пылкое лицо, Энтони почувствовал, что тронут до глубины души, и по этой причине ощутил непреодолимое желание как-то защититься от непрошеного чувства. Средство было только одно – насмешка.
– Например, ты будешь омывать ноги нищим, – сказал он. – И вытирать их своими волосами. Представляешь, какой выйдет конфуз, если ты преждевременно облысеешь.
Только потом, когда Брайан ушел, Энтони устыдился своей низости – хуже того, он сам был унижен своим рефлектирующим автоматизмом. Повел себя как обезглавленная лягушка, которая отдергивает лапку, если на нее капнуть кислотой.