По утрам двор пустел. Максим припарковал машину на свободном месте прямо возле своей парадной. Это у него вторник оказался выходным днем после суточного дежурства, а весь честной люд разбрелся добывать средства к существованию.

– Приехали.

Светлана заскользила ладонью по двери в поисках ручки.

– Подождите, я открою.

Он выскочил из машины, но, когда обогнул ее, девушка уже осторожно ставила ноги на тротуар. Трость легонько постукивала. Он закрыл машину и мягко прикоснулся к ее локтю.

– Можно?

– Да, ведите, – согласилась Светлана слабым голосом.

Она так и не спросила куда.

На газоне под окнами старенькой девятиэтажки сиротливо горбились симметричные кучки мусора, который сгребли, но так и не убрали дворники. Лавочка у входа в подъезд была оккупирована древней, словно мамонт, Петровной из девяносто пятой квартиры. И это было хорошим знаком: значит, лифт успели починить. Утром Максиму пришлось спускаться с восьмого этажа пешком.

Старушка поджала и без того почти отсутствующие губы и с подозрением уставилась на Светлану.

– Доброе утро, – ответил Дежин на Петровнино шипящее «здрас-сте», понимая, что дежурная вежливость не спасет его от дворовых сплетен.

Уже в лифте ему в голову пришла запоздалая мысль о том, что дома не убрано, а в мойке, полной немытой посуды, подсыхают на тарелке следы вчерашнего ужина. Сделать с этим ничего было нельзя, и Дежин просто отмел сожаления в сторону. Колымага кабины дернулась, останавливаясь, и двери разошлись в стороны со скрипом и бряцаньем.

– Направо, – подсказал Максим, пропуская Светлану вперед.

Она послушно повернула и безошибочно нашла его дверь.

«Как, черт побери, у нее это получается?» – удивился он, доставая ключи.

Матрос встретил их басовитым мявом и резко замолчал, уставившись на гостью.

– Кот? – повернула голову к Дежину Светлана.

На бледном от усталости лице появилась удивленная гримаска: вскинулись брови, на миг разгладилась морщинка между ними. Пожалуй, это было первым проявлением эмоций за все утро.

– Да. Матрос. Матроскин вообще-то. Не бойтесь, он мирный…

Гостей у Дежина почти не бывало, так что особой уверенности в своих словах он не испытал. Для вящего спокойствия пришлось грубовато отпихнуть Матроса с дороги, и кот, укоризненно взревев, унесся в комнату, елкой распушив хвост.

Усадив гостью на диван, Максим рванул в кухню. В холодильнике нашелся сыр, половина шоколадки с орехами и вяловатое яблоко. Сыр и яблоко он нарезал, шоколадку просто поломал и водрузил весь небогатый ассортимент закусок на тарелку. Початая бутылка «Чивас Ригал» дополнила меню. Так, с тарелкой в одной руке, стаканами – в другой и с бутылкой под мышкой, он и замер на пороге комнаты.

Матрос вальяжно расхаживал по коленям Светланы туда-сюда, украшая длинной шерстью ее синий джемпер и джинсы, и утробно мурчал в такт движениям руки, оглаживающей серо-белую шкуру от ушей до кончика хвоста.

– Познакомились? – только и сказал Дежин.

Руки были заняты, и показать Матросу кулак не получилось.

– Он милый.

Голос девушки звучал ровно, даже равнодушно. Так говорят те, чья боль превысила всякий предел. Дежин убедился в правильности приятного решения – в психиатрии шок считается одним из опаснейших состояний, и выводить человека из него следует чем быстрее, тем лучше, а единственная свидетельница по его новому делу, несомненно, находилась в глубоком шоке.

– Выпейте это.

Максим согнал кота и сунул ей в руку тяжелый квадрат стакана, до половины заполненного крепчайшим виски.

Она подхватила его под донышко второй рукой и выпила, медленно, глоток за глотком, явно не чувствуя вкуса. Ни одна мышца не дрогнула на бледном лице. Дежин поежился и отхлебнул из своего стакана.