Горы расступились неожиданно, и перед Ван Лин открылась бирюзовая зелень террас с рисовыми полями, переходящая в синие крыши пагод, за которыми блестела синева Великой реки, сливаясь по цвету с небом. Синий город словно рождался из союза воды и неба. Осталось пройти пару часов по дороге, идущей меж полей, и Ван Лин окажется среди чужих людей и другого мира. Заметив крестьян, работающих на полях, Хун Синь занервничал и стал идти медленнее. Наконец совсем остановился и сказал:

– Молодая госпожа, я должен вас покинуть. Не переживайте, ненадолго, я просто вспомнил, что в Синем городе не очень любят людей в красной одежде. Мне надо найти другой халат.

– А в белой одежде можно? – удивилась Ван Лин. Ей совсем не хотелось нарушать клятву, но и чувствовать на себе недовольные взгляды незнакомых людей тоже.

– С белой всё в порядке, как и со всеми остальными. Им почему-то только красная не по душе, кто поймёт этих людей, – пожал плечами Хун Синь. – Вы не беспокойтесь, гостиница у самого города. Там очень милый навес, обвитый плющом. Закажите себе чаю, пока ждёте меня.

Действительно, гостиница оказалась совсем рядом с полями, около ворот Синего города. Красный плющ на столбах небольшой террасы был заметен издали. Ван Лин попросила у хозяина, сухонького старичка с белой бородой, большой чайник чая и две пиалы. Старичок принёс старенький фаянсовый чайник, расписанный синими пионами, и налил Ван Лин первую пиалу. Она благодарно вдохнула аромат чёрного чая и осторожно стукнула три раза по столу запястьем. В Красном городе стуком согнутого указательного и среднего пальца о стол принято выражать благодарность за налитый чай. За длинными рукавами Ван Лин не заметно, что у неё нет пальцев, но по стуку хозяин поймет, что она благодарит его. Ждать Хун Синя пришлось целый час, Ван Лин устала медитировать с чашкой чая, глядя на волны ветра на полях риса. Когда Хун Синь появился со стороны полей, она чуть не бросилась к нему навстречу.

Ван Лин и Хун Синь сидели под навесом на террасе гостиницы до вечера. Место было недорогое, похоже, чаще всего здесь останавливались крестьяне по пути из городского рынка, где продавали свои овощи. Хун Синь сейчас тоже был похож на крестьянина, он где-то нашёл драный, выцветший на солнце, синий халат и соломенную шляпу доули. Он пил чай, а Ван Лин с нетерпением смотрела на дорогу в надежде, что Ши Юн не слишком долго задержится в горах. Её напарник был практически беззащитен, ей не удавалось понять, почему мастеру Дэн Фэю так и не удалось обучить его боевым техникам и заставить пользоваться копьём или мечом. Ван Лин надеялась, что последний случай заставил Ши Юна задуматься над освоением боевых приёмов.

– Юная госпожа, у нас появилось время, вы могли бы мне рассказать о том, почему умер мастер Дэн Фэй? – спросил Хун Синь, отставляя в сторону пустую пиалу, словно почувствовав, что Ван Лин вспомнила про учителя.

Ван Лин не хотелось говорить на эту тему, когда она думала об этом, в её душе поднималась муть вины и обиды на судьбу. Перед глазами встали картины детства. Когда её руки зажили, один день стал похож на другой: тяжёлые, изматывающие тренировки от рассвета и до темноты.

Над головой шумели ветки мокрых сосен, под ногами блестели от воды и грязи каменные плиты внутреннего двора. По макушке и голым плечам Ван Лин стучали холодные капли дождя. Мокрая ткань халата противно холодила кожу. На носу скопилась и щекотала огромная капля воды.

– Двадцать приседаний! Лин! Мерзкая девчонка. Зачем ты пытаешься меня обмануть, – громкий голос учителя заставил Ван Лин вздрогнуть и снова присесть, колени дрожали, и ноги не хотели распрямляться. Это уже был третий подход. – Ты должна тренироваться! Посмотри на Юна. Он старается, потому что понял, что это единственный шанс выжить.